Но они шли за ним, и медсестра тоже. Цеплялась за старика и кривилась от боли, но шла. Хоть не ревела, и то славно. Еще бабских слез не хватало.
Энцо остановился на краю септика и прикинул все «за» и «против». Сбоку, у стены торчал узкий подъемник максимум на четверых — только платформа и поручни. Далеко впереди, на противоположном краю ровно горел маячок. Там начинались северные тоннели, пустой район. За ним можно выбраться к восьмой магистрали, а там уже и до десятой рукой подать.
С другой стороны, они могли вернуться к базе «Псов» и прорваться всей толпой через главные тоннели. Лучший вариант, если жить надоело.
Оставалось спускаться на дно и надеяться, что там сухо. Иногда отстойник подтопляло, а месить говно не хотелось.
— Еще трое, — бросил он, забравшись на платформу. Еле сдержал матюки, когда никто не шелохнулся. — Че тормозим-то?
Первыми решились раненая медсестра, старик и молодая девчонка. Энцо вдавил оплавленный пенек на допотопном пульте — все, что осталось от кнопки спуска. Саму кнопку давно сорвали, а пульт изрисовали. Что-то щелкнуло, платформа дернулась и с гулом двинулась вниз. Освещенный полукруг трубы остался наверху, силуэты патрициев пропали из виду. Чем ниже спускались, тем больше пахло старым железом, пылью и мокрым песком. Бабы тяжело дышали, молодая все время ерзала, пытаясь отстраниться. Будто рядом с кучей дерьма стояла. Так и норовила свалиться с узкой платформы ко всем хренам.
— Не рыпайся, — тихо велел Энцо, и она боязливо замерла.
Он, конечно, мог оставить их. Мог не тратить силы и пойти дальше, одной бабы хватит, чтобы пробраться в бункер или прикрыться от пушек системы внешней защиты, если охрана надумает стрелять…
Вот только если он так сделает, то будет не лучше, чем Два Ноля. Он же не повернутый марсопоклонник, он привык держать свои обещания… По крайней мере, старался это делать.
Платформа остановилась, щелкнули тормозные колодки. Прыгать Энцо побоялся; свесил ногу, держась за перила, нащупал мысом ботинка утрамбованный песок и лишь после выбрался полностью. Бабы вылезли следом.
В темноте угадывались очертания сваленного мусора — металлопластиковые спины труб и склоны из банок, песка и прочего мусора. В них темнели проходы — как норы, прорытые гигантскими червями. Одна из бабенок щелкнула фонариком, и сноп света обжег глаза.
— Выключи фонарь, мля, пока тебе башку не отстрелили! — рявкнул Энцо. Вздохнув, отправил подъемник обратно.
Может, все-таки бросить изнеженных сучек к такой-то матери?.. Чертовски соблазнительно.
Когда все спустились, он повел их в северную нору. Кое-где горели подвесные светильники, но за большинством поворотов было темно. В отстойнике обычно собирались кликеры, другие номера сюда не совались. Его часто затапливало, в нем воняло, ну и эти сказки о гигантских червях-людоедах… Или личинках, которые забираются под кожу и буравят ходы в теле, жрут, пока пациент не двинет кони.
Энцо старался о них не думать.
Луч фонарика скакал по сетке, за которой гнил спрессованный мусор. Под ногами хрустело стекло, чавкала грязь. Нора была узкой, с неровным полом, и темнотища хоть глаз коли. Сам Энцо все видел, даром что марсианин. Но бабы спотыкались, натыкались друг на друга, шарахались хуже пьяных. Пришлось вытащить фонарик. Электрический заяц шмыгнул по ржавой сетке, по дырам, из которых сыпался перегной.
Дальше нора влилась в большой отсек без перегородок. Вдоль стен гудели насосы — часть установки по переработке воздуха. Они тяжело дышали, перегоняя воздух по трубам к поверхности. Вдох — воздух нагнетался в цилиндр из пластекла размером с три контейнера. Выдох — одна из спиралей проворачивалась, перемещая воздух к поверхности.
Вакуумные насосы номера не ломали, жить всем хотелось. У кого в первую очередь не окажется воздуха, кто останется задыхаться на раздолбанной планете?
Удивительно, вдруг подумал Энцо. Верхние уровни вырубило, а системы жизнеобеспечения не затронуло. Почему не отключились? Получается, пришельцы знают, как на Земле все устроено? Что все системы очистки находятся в тоннелях, и их отключать нельзя? Или установки слишком древние, а вырубило только новьё?
Тит Пуллий был прав, странно все это.
Рядом что-то простучало. Цоканье было звонкое, типа металл по металлу, и Энцо наставил на тьму пистолет. Всмотрелся в очертания теней.