Сергей уже перебрался на диван и смотрит новости со стаканом виски в руке.
Иди ко мне, - он протягивает руку. – Посуду я уже помыл.
Я устраиваюсь у него под боком, он обнимает меня одной рукой, другой кладет мою голову к себе на грудь. Это самая удобная поза на свете. Я чувствую себя защищенной и желанной. Я чувствую себя дома.
Как день?
Так себе.
Устала?
Немного.
А я наоборот. Выгорел еще один проект. Мы запустили его всего неделю назад, а прибыли уже вдвое больше того, что намечали. Так что энергия бьет во мне ключом.
Ты всегда был дальновидным работником. С передовыми взглядами.
Хвали меня. В твоих устах я выгляжу почти Стивом Джобсом.
Ой. Не нужно. Он умер от рака, - я запинаюсь, когда произношу последнее слово. Сергей мрачнеет.
Он так и не принял никакого решения относительно Наиры. А времени, как я догадывалась, осталось немного.
Когда ты увидишься с матерью, Сережа?
Только не начинай. Не хочу сейчас об этом говорить.
Я боюсь, что тогда, когда ты захочешь, будет уже поздно.
Тебе что-то известно? - он ставит стакан на журнальный столик и серьезно смотрит на меня.
Я разговаривала с ней недели три назад. Она не признается, как идут дела. Насколько я знаю, был второй курс химеотерапии.
А результаты?
Мне не известны.
Я не хочу с ней разговаривать. Я не собираюсь прощать ее. Она мне чужая.
Не чужая.
Этой женщины не было в моей жизни тридцать лет. И я не собираюсь впускать ее, когда ей вдруг захотелось получить индульгенцию перед смертью.
Поговори с ней, - я обнимаю его и крепче прижимаюсь щекой к тому месту, где бьется сердце. – Тебе это нужно. Неужели сам не чувствуешь? Возможно, не только ей необходимо облегчение.
Он обнимает меня, но я ощущаю, что он сейчас не со мной. Глажу его широкую грудь, упругий живот. Успокаиваю его своими прикосновениями. О том, что он взволнован, говорит чуть ускоренный пульс и напряженные скулы.
Хорошо.
Ты поедешь к ней?
Поедем через пару недель. Я хочу, чтобы ты была со мной.
Договорились. Оставим Женю с Владом или моими родителями. Ведь скоро будет школа, я не смогу увозить ее к ним так часто, как хотелось бы. А сами заедем к Наире.
Анализы моему врачу не понравились. Какие-то гормоны были слишком низкими, какие-то высокими, в конце приема я уже готова была рвать на себе волосы и выть в голос.
Что же мне делать?
Можно подождать. Яичники могут и сами заработать. Есть вариант, когда делается укол и яичники стимулируются. Но я не хочу заводить их таким способом.
А есть другие пути?
Я назначу уколы. Это гомеопатия. Но эффект у них хороший. Выравнивает гормональный фон, стимулирует яичники. Еще выпишу таблетки. Не переживайте так. У вас же уже есть ребенок, а эти нарушения не приведут к появлению опухолей или кист. Не из-за чего расстраиваться. Тем более, бесплодие сейчас активно лечится, - она старается говорить с воодушевлением, но я вижу, что оно наигранное.
Вот и все.
Приговор оглашен.
Бесплодие.
Я даже не зашла в аптеку. Ослепленная, оглушенная, кое-как добралась до квартиры и заперлась в ванной. Проревела я, наверное час. Чувство собственной неполноценности не так сильно угнетает, как необходимость признаться в ней Сергею. Мне кажется, что моя жизнь в очередной раз разрушена.
В моем возрасте с бесплодием уже не поборешься. Сначала будет долгое лечение, потом предложение ЭКО, хотя я сомневаюсь, что это возможно с моими собственными яйцеклетками. Брать донорскую? Смогла бы я пойти на это ради любимого мужчины? Выносить и родить ребенка, который генетически мне абсолютно чужой? Я не знаю. А захочет ли этого Сергей?
Абсолютно дикие мысли. Меня утягивает все глубже в пучину отчаяния. И я даже не сопротивляюсь, потому что ситуация кажется мне безвыходной.
Зачем Сергею оставаться со мной, если можно еще построить настоящую семью с другой девушкой, более молодой и здоровой?
Сидя на холодной плитке в ванной комнате, уронив руки на крышку унитаза, я уже представляю себе свое будущее, одинокое, жалкое, пустое.
На смену отчаянию приходит безысходность и смирение. Душа постепенно леденеет, покрывается инеем. Я как утопающий, легкие которого уже наполнились водой, а свет, пробивающийся сверху через толщу воды, становится все более тусклым и рассеянным, смирилась с неизбежным.
Будущего нет.
Поток слез прерывает громкий стук в дверь, от которого я подскакиваю на месте. Два часа дня. Дома никого не должно быть. Ключи есть только у меня, Сергея и хозяев. Может, они пришли за чем-то, не предупредив нас заранее?
Поднимаюсь на ноги и тянусь к замку.
Сергей стоит бледный и растерянный. Увидев мое опухшее от слез лицо хватает за руки и нервно сжимает их. Я понимаю, что от разговора не уйти, и без сил опять опускаюсь на краешек ванны.
Он садится на корточки у моих ног и взволнованно спрашивает:
Что случилось, малыш? Я звонил тебе, но ты не отвечала. На работе сказали, что ты ушла, а потом перезвонила и сказала, что сегодня не вернешься.
Я реву в три ручья. Сейчас я произнесу всего несколько слов и потеряю его. Вытираю щеки рукой и пытаюсь взять себя в руки. Его глаза посинели от тревоги. Я не могу оторваться них, не могу спрятаться.
Я не могу забеременеть, Сережа. Я ходила к доктору, у меня нет овуляции.
И что?
Я не смогу родить ребенка! Неужели ты не понимаешь?
И из-за этого ты так расстроилась? Ты не больна? У тебя ничего не нашли?
А разве того, что я сказала, мало?
Он выдыхает с видимым облегчением, подхватывает меня на руки и несет в зал. Садится на диван, меня устраивает у себя на коленях, обнимает и целует волосы.
И поэтому ты так разволновалась?
Я не смогу подарить тебе ни сына, ни дочку. Разве это не повод для волнений?
Конечно, я думал об этом в последние дни, но разве нам и так плохо, малыш? У меня есть ты, у тебя есть я. Мне вполне хватает, - он улыбается.
Нет. Этого мало. Я же видела, как тебе хотелось стать отцом.
Я понимаю, что у Жени есть настоящий отец, но мы вместе проводим столько времени, что все тонкости отцовства я смогу испытать и с ней.
Я отрицательно мотаю головой. Как ему объяснить, что это не то же самое? Что когда-нибудь больше всего на свете он захочет дать жизнь своему ребенку, увидеть, как он рождается, как растет, как все больше становится похожим на него.
Я говорю о твоем собственном ребенке.
Родная, я не пойму, откуда все эти слезы? Ну нет, и нет.
Ты найдешь себе ту, кто сможет дать тебе это.
Что за глупости! - он смеется. – Ты поэтому плачешь? Нелепость какая-то!
Это ты не знаешь, о чем говоришь.
Я не брошу тебя потому, что ты не можешь родить мне ребенка, - он говорит спокойным голосом и гладит меня по голове. - И не захочу бросить, если вдруг растолстеешь, перестанешь готовить, ударишься в религию, решишь перекраситься в брюнетку, перестанешь носить эти сексуальные трусики, которые сводят меня с ума каждую ночь и вызывают нежелательный интерес днем, когда я работаю, - он опять усмехается. – Я ведь с тобой не из-за того, что ты мне можешь дать или чего не можешь. Я люблю тебя. Такой, какая ты есть. Это самая важная причина. И пока ты любишь меня, пока хочешь быть со мной, ничего в наших отношениях не изменится. И даже если ты вдруг подумаешь, что разлюбила, я буду доказывать обратное до тех пор, пока ты не передумаешь. И только потом, возможно, развяжу тебя.
Я слабо смеюсь. Он ловит эти звуки губами.
Ты как маленький пугливый зверек. Мне кажется, если бы я приехал вечером, то застал бы тебя с чемоданами в руке и Женей под мышкой. Ты бы все уже решила за меня.
Нет, -ворчу я. Хотя я была в таком смятении, что, возможно, самую малость, всего чуточку, но я думала о том, чтобы самой разорвать отношения и не быть обузой молодому красивому мужчине. Сергей, по-моему, читает мои мысли.
А чтобы ты никуда больше не делась, у меня нет другого выхода, как сделать тебя своей женой. Заметь, тебя я не спрашиваю. Я ставлю тебя перед фактом. Я рассчитывал сделать тебе предложение под шелест осенних листьев, возможно, прогуливаясь по Монмартру или глядя через Темзу на Вестминстерский дворец. Но ты не оставила мне выхода. Я боюсь, что ты можешь сбежать, как испуганная девчонка. Тем более, это уже случалось, и я научен горьким опытом. Так что хочешь ты этого или нет, но тебе придется стать моей женой.