***
Кап! Кап!
Мерно звенели капли, скользили по листьям и исчезали в траве. Цветы поникли; в бутонах, словно в домиках, спрятались муравьи и пчёлы. Сквозь слепой дождь пробивалось желейное солнце, медленно скатываясь за горизонт. Нежную музыку природы дополняли песни попугаев, лебедей, ворон, гусей и прочих птиц — в разгаре была сезонная миграция. Пернатые летели на юг, пережидать грядущие семерики зимы. Почему они отвергали, казалось бы, тёплый Карвахен? Скудные земли и реки не прокормят в холода.
В северных графствах каорри уже столкнулись с голодом. На рынках исчезли мясо и рыба, от овощей и фруктов осталась половина. Резко подорожали крупы и специи, а в кофе и чае обнаружились примеси ореховой муки. Чиновники из местных комиссариатов ссылались на сложную политическую обстановку и призывали на ближайшие полгода затянуть пояса потуже. Экономно тратить запасы и «не съедать за ужином целого индюка».
Погромы торговых лавок стали обыденными событиями. Но что взять из пустых погребов? Разве что крыс и мышей, но подобный «деликатес» не оценили даже самые отчаянные. Привыкшие к обильным застольям горожане выбирались в леса и устраивали охоту на животных и птиц. Постепенно к промыслу добавлялись остальные территорию. Законы об охране природы горячие головы предпочитали не вспоминать.
Тем более, что стражи то и дело закрывали глаза на проступки. То ли по собственной инициативе, то ли по приказу чинов из комиссариата — это никого не волновало. Солдаты, как обычные жители, собирались в столовых и роптали на судьбу. Дескать, в приказах власть имущих оставалось всё меньше смысла, благородные верхи не хотели видеть, как страна опустилась на грань разорения. Судачили о дворцах, построенных знатью, о дорогущих нарядах и сытных столах, весельях и плотских утехах.
Особенно перепало бывшей цетре, а ныне помощнице короля. В расточительность её не попрекал только ленивый. Ещё более жёстко каорри перемывали кости сиятельному монарху. Сначала — шёпотом, после — в полный голос. Вопрошали: знал ли сокол о бедственном положении графств или пребывал в сказочных мирах? Как давно ходил по городским улицам? И не ослеп ли от собственного великолепия? Карвахен напоминал пороховую бочку, над которой заговорщики зажгли лучину. Последний жест, и волна пламенного гнева затопит страну.
В закатный час «предметы всеобщего обсуждения» гуляли в парке. Осторожно ступали по камням дорожки и обходили лужи, в сумерках похожие на чернильные кляксы. Не ведающий о назревающих волнениях правитель предвкушал важнейшую встречу с сарабийцами и наставлял Айлин, что говорить и как себя вести.
— Переговоры назначены на послеобеденный час, — Растан задумчиво разглядывал манжеты пурпурного пиджака с золотистой отделкой, — южане привыкли просыпаться около полудня и отходить ко сну после полуночи.
— Почему так поздно? — Айлин держала зонт.
— Пережидают жару. Солнце уходит, духота спадает.
— Понятно. Что скажешь о княгине?
— Виделись мы давно, но сомневаюсь, что она сильно изменилась. Наира молчалива и кажется отстранённой, но лишь до той поры, пока не затрагивают интересные для неё темы.
Дерья выставила руку, проверяя, идёт ли дождь. Браслеты из аметистовых бусин исчезли в рукаве просторной блузки цвета лаванды.
— Например?
— Всё, что связано со стихиями, так или иначе. Она отмечена воздухом, в путешествия всегда берёт клетку с соловьями. В вечерние часы княгиня слушает пение и беседует с компаньонками, рассказывает и слушает всевозможные легенды о покровителях. Знает о них всё.
— Весьма занятно, — советница по особым вопросам вернула украшения на запястье, — в кабинете я видела несколько пластин с историческими повествованиями. Пожалуй, завтра утром поищу интересные истории. Про Элле и остальных.
— Отличная идея!
Шум стих. Рябь на лужах исчезла, зажглись фонари. Укутанный волнами жидкого тумана парк напоминал глухое болото. Шаг с тропы, и навечно сгинешь в трясине.
Айлин закрыла зонт, стряхнула капли.
— Что в Сарабии подают к столу?
— Ягнёнка, баранину, конину, томлённые в печах. Овощи и крупы. Сладости не предлагай, сахар и мучное южане считают причиной болезней.
— Это с чего они так решили? — тен Махети вскинула брови.
— Не знаю.
— Ладно, до кабинета я зайду в кухонные залы и поговорю с поварами. Составим особенные блюда. Всё, чтобы угодить гостям.
Король наступил в лужу. Впечатлённый организаторским талантом бывшей цетры, он не заметил, как вода затекла в туфлю. Лишь смотрел в глаза цвета грозовых туч.
— Ты — моя прелесть. Иной раз не понимаю, зачем нужны секретари и прочие советники. Ты поддерживаешь и рассуждаешь, как помочь, а они ставят палки в колёса. Я что-то предлагаю, а в ответ слышу, что население не примет идеи, и задумки бесполезны.
— План по Сарабии ты претворяешь в жизнь.
— Только потому, что действовал быстро и не стал выносить вопрос на обсуждение асана и верховных комиссаров. Всё организовал тен Пламарт, дворец о скором прибытии послов мы поставили перед фактом.
Растан вспомнил, как вчера утром пригласил чиновников в кабинет и сообщил о налаживании связей с южанами. В поздравлениях слышались изумление и неверие в успех, а ухмылки и покашливания выдавали истинное мнение каорри.
— Как отнёсся Селим?
— Кивал, улыбался.
— И никаких жарких речей?
— Нет.
— Странно.
— Тен Илметтином я займусь после переговоров. Арвел уже собирает все сведения: поездки, связи, друзья и прочее. Всё за последние годы.
— Лишь бы успели. Его поведение изменилось, и мне это не нравится.
— Успеем. Я верю.
Похолодало. Ветер согнал тучи в сторону гор. Небо окрасили тёмно-изумрудные переливы, расписанные жемчужными созвездиями. Над золочёным куполом разгоралась сиреневая луна, оранжевая всходила далеко над Афелетом. Алый полумесяц, третий из ночных светил, кривой, как подкова, краями «цеплялся» за ограду. Всё предвещало отличную погоду в день переговоров. Чем не благословение великих стихий? Осталось лишь соблюсти последний, на сегодня, ритуал. Год как орд Стасгард встречал погожие полуночные часы в парке.
— Снова хочешь увидеть?
Растан кивнул.
— Пойду, пожалуй. Меня она пугает.
— Спокойной ночи.
По приказу Его сиятельного величества построили аметистовую беседку. С увитого диким виноградом балкона открывался вид на заброшенные тропинки и озеро.
Присев на деревянную скамью, король привычно посмотрел на отравленные воды. Мерцающие волны окрашивали гальку в цвет солнца, редкими брызгами орошали мёртвый песок и превращали в огонь редкие листья, заброшенные ветром. Вспышка за вспышкой, пруд настойчиво выпивал последние капли жизни.
Да, когда-то на берегу торжествовали и правили балом иные силы. Косяки радужных карпов боролись за хлебные крошки и семена, щедро рассыпанные садовниками; в зарослях камыша и рогоза лебеди выводили птенцов, а под листьями лотоса прятались пузатые лягушки. Гости Карвахена ценили чудесный уголок и после переговоров обязательно отдыхали вблизи бирюзовой глади. Катались на лодках, загорали, особенно смелые играли с мячом и купались. Сколько вдохновения подарило озеро! Сколько замечательных картин сотворили художники! Как давно это было… Если подумать, то пара-тройка найдётся в чуланах. Пыльные, выцветшие, погрызенные мышами и жуками, наверное. Такие, что от пейзажа остались хлопья воспоминаний. Слава стихиям, одна-то, любимая, хранится в кабинете, за самым крупным шкафом. Нарисованная Растаном масляными красками ещё до гибели королевы.
Художник! Постыднейшее и глупейшее увлечение для короля! Мазнёй на холсте уважения не добиться, разве что испортить репутацию среди влиятельных каорри. События после смерти матери стали тому ярким подтверждением. Всё, что она ценила и взращивала, было уничтожено менее чем за неделю. Растения выкорчеваны, лебеди перебиты, карпы выловлены и пожарены в печах. Венцом мести правящего Стасгарда стал гигантский костёр в розарии. Там же сгорели полотна, краски и кисти несостоявшегося творца. Предметы демонстративно бросил в огонь сам Его жестокое величество. Сберечь удалось лишь одну — в залитом рассветными лучами парке счастливая королева кормила птиц.