Саша ориентировалась по трещинам в стенах, древесным корням и сельвиолитовым лампам. Прямоугольные кристаллы вели в крупные залы, как столовая и для собраний, ребристые (словно морские звёзды и оленьи рога) обозначали подсобные помещения или хранилища, круглые отмечали путь в спальни. В коридоры без освещения и с глубокими пробоинами, по настойчивой просьбе Сваарда (читай, приказу) не ступал никто. Вообще, дерья много раз ловила себя на мысли, что тен Кармалл обладал большей властью, чем венценосный сокол. Короля боялись, а мудрейший попросту промыл окружению мозги. Слепая преданность вселяла страх. Хилые, живут под землёй, болеют каждую семерику, питаются впроголодь и… безропотно, с придыханием, внимают обещаниям! Кто доживёт до «великих свершений»?
Перешагнув через плоский корень, Глебова остановилась около овальной двери из обожжённой глины и тихо приоткрыла. В комнате разгорался спор.
— Не хочу я больше спать! Не хочу! — повторял детский голос, — я выспался! И хочу рисовать! Я придумал для нас высокий дом!
— За ужином будешь носом клевать, — терпеливо отвечал взрослый, — да и кто днём не спит, тот плохо растёт.
— Но ты не спишь! Почему?
— Так я не маленький, двести лет живу и многим кровь порчу, — послышался раскатистый хохот, — хочешь остаться маленьким?
— Нет! — испуганно ответил ребёнок, — нет! Я обязан вырасти и… и наказать всех, кто обижает маму!
Собеседник вздохнул:
— К великому сожалению, это не выход. Насилие порождает насилие. Сделаешь больно кому-то, получишь умноженную боль в ответ.
— Не понимаю.
— Корран, для этого надо вырасти. А, чтобы вырасти, днём надо спать.
— Без мамы грустно, — едва слышно прозвучал голос.
Дальше отмеченная Авитой слушать не стала. Толкнула створку и вошла в спальню. В раскладном кресле сидел черноволосый мальчик и теребил одеяло из лоскутов; рядом на табурете устроился Ильхан тен Хемсворт.
Так решили беглецы. Ни при каких обстоятельствах не оставлять мальчика в одиночестве. Планировать день так, чтобы кто-то постоянно наблюдал за Корраном. Он родился под стихией Моры и вселил в орден ещё больший страх, чем отец. Когда каорри узнали про маленького ворона, вломились в лекарские палаты и едва не растерзали кроху. Чудом Стеллан вырвал младенца, а кайхал раскидал взбешённую толпу. Бой прервало появление послушников и мудрейшего, который под страхом смертной казни запретил прикасаться к ребёнку.
Все эти ужасные минуты Саша лежала на полу, в горячке, из последних сил хватая врагов за ноги и не чувствуя ударов…
Журавлица взъерошила обрезанные до плеч белокурые локоны. Прочь! Прочь дурные мысли. Та ночь осталась в прошлом.
— Я вернулась! — улыбалась дерья, — соскучились?
— Да! — подскочил малыш, — очень!
— Тут кое-кто спать не хочет.
— Интересно, кто же? — деланно удивилась Глебова, — кто этот смельчак?
«Смельчак» мгновенно поник и спрятался под одеяло.
— Кори, я не сержусь, — Саша опустилась на край кресла, — когда я была маленькой, тоже не любила отдыхать. Крутилась с боку на бок, тайком вставала и в куклы играла. Или попугая разговаривать учила. Мама улыбалась и укладывала меня обратно, читала сказки, пока не усну. Иногда она разрешала делать, что хочу.
— Правда? — мальчик выбрался из-под лоскутного укрытия.
— Правда. Пусть у тебя сегодня будет именно такой день, — подмигнула журавлица, — что желает чернокрылый повелитель круглой спальни?
— Быть с тобой! До вечера!
— Что ж, хорошо. Остаток дня проведём в саду. Согласен?
— Согласен! Согласен!
Тен Хемсворт криво ухмылялся:
— Однако, бурная радость. Эту энергию да в широкое русло… — он встал с табурета, — моя помощь нужна?
— Нет, — Саша покачала головой.
— Встретимся вечером, на тренировке, — маг оправил пиджак, тиснённый лентами цвета василька, — да, в корзинке кое-что для птенца, его любимые. Последние забрал.
— Спасибо.
Кивнув, кайхал вышел в коридор.