Как же понять? Я вышел во двор, огляделся: двери хлева были пока закрыты, во дворе было пусто и тихо, только из сарая доносилось приглушенное кудахтанье. Точно! Я подбежал к сараю, открыл нараспашку дверь и вошёл внутрь. Наш сумасшедший петух тут же вскинул голову, перебросив мерзкий красный гребешок на другую сторону. Будь моя воля, я бы давно уже пустил его на суп: из всей нашей семьи этот пернатый поганец всегда выбирал только меня, чтобы поклеваться своим железным клювом. Ещё и постоянно гадил мне в тапки, мерзавец. «Вот сейчас и посмотрим, — злобно думал я, открывая сетчатую дверь заслона, — это ты такой гад или я неудачник». Курицы с взволнованным кудахтаньем заметались по клетке, стараясь первыми выйти на улицу, и тут же разбежались по двору. Последним важно выскочил петух, посмотрел на меня своим красным глазом, как будто оценивая, достоин ли я его внимания, взъерошился, но передумал и ускакал за курицами ковыряться в земле. Я с облегчением выдохнул и торжествующе улыбнулся. Мне все это не приснилось! Вчера я встретил Гошу, он сотворил со мной своё божественное колдунство, и теперь я не неудачник! На душе вдруг стало легко и захотелось от радости побегать с криками по двору, как Женька. Значит, надо всего лишь пережить несколько дней, пока история с лужей не забудется, и потом уже никто про меня не скажет, что я Васяк-Наперекосяк!
В приподнятом настроении я зашёл домой. Папа уже стоял в прихожей, собираясь уходить на работу.
— А, Васька! Доброе утро, я и не видел, как ты встал, — жизнерадостно сказал он, надевая куртку.
Я пробурчал себе под нос: «Доброе утро!» — и побежал в комнату выключать будильник на телефоне, разразившийся трелью на весь дом.
Через час, когда папа ушёл, я, довольный до самых кончиков ушей, собрал рюкзак, быстро выпил чай, прожевал кусок хлеба с маслом и начал одеваться. Что бы там не придумал Тёмка, сегодня я смогу ему ответить — потому что не буду бояться в буквальном смысле упасть в лужу. Женька уже крутился около меня, пытаясь заглянуть в рюкзак и стащить оттуда какую-нибудь ручку или карандаш.
— Мама, я с Васей хочу! — начал поднывать он. — Почему он идёт, а мне нельзя?
— Потому что ты ещё маленький, — с привычным вздохом откликнулась мама из кухни, убирая кружки и тарелки со стола. — Вот вырастешь и будешь ходить в школу, как и Вася.
— Но я сейчас хочу! — капризно крикнул мелкий, зарываясь по локоть в мою сумку. — А-ай!
Женька тут же выдернул руку, тряся ей в воздухе. Его лицо так знакомо скривилось, обиженно выставив вперёд нижнюю губу, что я не выдержал и рассмеялся, и только потом заметил капли крови, размазавшиеся на рюкзаке и футболке брата. Женька услышал мой смех, скривился ещё больше и заорал на весь дом. Я тут же подлетел к брату и схватил его за руку. А потом чуть не отпрыгнул назад от неожиданности: в вену Женьки впился длинной иглой циркуль и теперь жутковато шевелился в такт движениям мелкого.
— Ну что там опять у вас? — устало спросила мама с кухни.
— Вася опять злой, — прорыдал Женька, — и смеётся надо мной!
— Да не смеюсь я! А ну дай сюда! — я выдернул из его руки циркуль вытер его о куртку. Потом взял Женьку за руку и осмотрел: ничего страшного, ранка сама скоро затянется, нужно только кровь остановить. — Мелкий, больно?
— Д… Н-нет, — всхлипнул Женька, отчаянно тряся рукой.
— Ну и хорошо. Иди возьми вату — помнишь, я тебе показывал, где она — и положи на ранку. Понял?
Женька, всхлипнув, кивнул и умчался в комнату за аптечкой. Я посмотрел на его спину, и отвратительное чувство вины кольнуло прямо в самое сердце. Как вообще циркуль мог выпасть из футляра, когда я иногда и двумя руками не мог его открыть? Я чуть подумал и отмахнулся: да не может такого быть. К тому же ранка совсем небольшая, даже Женька самостоятельно справится. Я чуть потоптался на месте, потом отогнал сомнения и, прокричав: «Пока, мам, пока, Женька!» — вышел на улицу.
Школа была в центре деревни, на другой стороне реки, пятнадцать-двадцать минут пешком от нашего дома. Вроде бы недалеко, но раньше этого времени мне вполне хватало, чтобы по пути ухнуть в реку с моста, встретиться с особенно злобным гусем, потерять пенал с ручками, быть облитым с ног до головы проезжающей мимо машиной и даже подцепить одинокого весеннего клеща. Поэтому сейчас я, не веря своей удаче, осторожно спускался с горы, стараясь не поскользнуться на растаявшей после ночных заморозков грязи. Идти было тяжеловато, ноги так и грозились пуститься с горы наперегонки. Сначала я шёл тихо, старательно подбирая место на дороге, чтобы сделать новый шаг. Но потом подумал: «А какого фига?» — закрыл глаза, чтобы не видеть, как в очередной раз небо поменяется местами с землёй, выдохнул и, отпустив наконец ноги, рванул с места. Мысли догнали меня только у подножия горы, когда я открыл глаза и осознал, что не скатился с неё кубарем, как обычно. Довольно присвистнув, я в приподнятом настроении зашагал в школу.