— Васян, ты это… держись… — неохотно добавил Мишка. — Тёмка поехавший, что с него взять. Будет стрелка — зови…
— Да не будет никаких стрелок, — отмахнулся я. — Пошёл он… Далеко, в общем. Лесом и полем.
Мишка попытался скрыть облегчённый вздох за кашлем — очень уж ему не хотелось махаться с Тёмкой и его бандой — а потом неловко попытался сменить тему разговора:
— Мы тут о домашке говорили. Читал по литре?
Я кивнул — прочитал ещё на прошлой неделе, сразу, как задали.
— Слышь, да, как называется? Чехов, «Ионыч»! А че, блин, не «Молекулярыч»?
И Серый с Мишкой снова заржали. Я для виду улыбнулся и сел рядом с ними на подоконник.
— Васян, тут такое дело, — отсмеявшись, пробормотал Серый. — Расскажи, о чём этот «Ионыч»? Вчера родаки заставили в яме картошку перебирать, только и успел физику сварганить. А по литре, сам знаешь, у меня почти двойка выходит.
Я хмуро посмотрел на него, задумавшись совсем о другом. Серый тут же заюлил:
— Ну, Васян, тебе жалко, что ли? Я тебе потом по матре помогу.
Наконец до меня дошло, о чём просил Серый. Я усмехнулся и, проговорив: «Кто кому ещё поможет», — начал рассказывать ему Чехова.
Потом подтянулись девчонки — их было в нашем классе очень много, пришла училка Елена Ивановна, открыла кабинет, и мы кучей ввалились внутрь. Краем глаза я увидел, как перешёптываются и тихо гогочут, смотря на меня, Олеська и Катька. Да и не страшно, я этого ожидал. Эти две дуры послушным хвостом бегали за Тёмкой, было бы странно, если бы они не знали. Я незаметно показал им средний палец и прошагал за свою парту. Слева приземлился Серый, прямо за мной — Мишка. Пока все остальные доставали тетради, учебники и ручки, я украдкой посмотрел на Олеську. Та в ответ скривила угрожающую рожу, но тут же отвлеклась на что-то заверещавшую Катьку. Да и в топку их, обе настолько тупые, что вряд ли от них можно что-то узнать. Я, выложив из рюкзака все, что нужно, выжидательно встал у парты. Наконец шелестение в классе закончилось, Елена Ивановна решила, что все готовы и разрешила нам сесть. Урок начался.
Олеська и Катька шептались о чём-то (хотя я прекрасно понимал, о чём) и хихикали весь урок, что под его конец достали даже умиротворённую и потерявшуюся где-то в Пушкине Елену Ивановну. Не выдержав, она наорала на них, поставила двойки за непрочитанного «Ионыча» и задала гору домашки. Точнее, не гору — всего-то написать сочинение на пять страниц по одному из рассказов Чехова. Не очень трудно, но весь класс взвыл и с затаённой злобой посматривал на идиоток. Я лишь злорадно ухмылялся, изредка бросая торжествующие взгляды на их приунывшие физиономии.
Второй и третий урок они не высовывались — возможно, потому, что на третьем была контрольная по физике, а из всего класса её можно было списать только у Серого, который сидел рядом со мной, или у Мишки — с соседней парты, или у меня. Пришлось выбирать из двух вариантов — мириться со мной, потому что ни Мишка, ни Серый Тёмкину компанию не переваривали и без лишних слов встали на мою сторону, или искать посредников среди других одноклассников — подождать, когда спишут, а потом списать уже у них. Видимо, они выбрали второе, потому что до нас их дурацкие записочки цветными гелевыми ручками на обгрызенной бумаге так и не дошли.
Счастливой, отдающей в голых стенах трелью прозвенел звонок на большую перемену. Весь класс, шумно галдя, повалил к учительскому столу. Каждый норовил положить свою тетрадь вниз, чтобы её проверили не сразу. Около физички собралась гудящая толпа, из которой то тут, то там в самых странных местах торчали руки с зажатыми в них тетрадками. Мишка и Лёха Никитин чуть не подрались на ручках, чья тетрадь должна быть ниже, пока физичка наконец не выдержала, сама отобрала у всех тетради и выгнала нас из класса на обед.
Первыми до столовки стадом голодных слонов добежали парни, за ними, болтая и хихикая, подтянулись девчонки. Я специально отстал и от тех, и от других. Не нужно быть особенно сообразительным, чтобы понять — на большой обеденной перемене Тёмка меня достанет. Поэтому надо приготовиться. Хотя бы морально.
Я несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Ноги вдруг стали какими-то то ли деревянными, то ли, наоборот, мягкими, как тесто, а руки показались лишними и мешающими. Я прислушался к себе — от страха? Нет, скорее, от волнения — не хотел лишний раз привлекать внимание к своей невезучести. Хотя с другой стороны — все и так знают, так чего переживать? Постаравшись успокоиться, я быстро спустился по лестнице и, не давая ногам пойти в пляс, твёрдым шагом прошёл по коридору к столовке.