И это не первая трагедия за последнее время. Прошлым летом в своем имении Ривертон мисс Эммелин Хартфорд и миссис Ханна Лакстон стали, к несчастью, свидетельницами самоубийства известного поэта, лорда Роберта С. Хантера. Незадолго до этого лорд Хантер был удостоен литературной награды «Таймс» в области поэзии.
ДЕТСКАЯ
Сегодня не холодно, в воздухе уже пахнет весной, я сижу в парке, на скамейке под вязом, играя в прятки с неярким зимним солнцем. Щеки замерзли и сморщились, как забытые в холодильнике персики, но что поделать — Сильвия решила, что мне срочно нужен свежий воздух.
Сижу и вижу, как впервые попала в Ривертон; так ясно, будто исчезли прошедшие годы, на дворе снова июнь тысяча девятьсот четырнадцатого, и мне снова четырнадцать: наивная, нескладная, перепуганная, я иду по лестнице следом за Нэнси, вверх, вверх, по тщательно натертым деревянным ступеням. Ее юбка шелестит в такт шагам, будто смеется надо мной, неуклюжей. Я тороплюсь изо всех сил, чтобы не отстать, ручка чемодана больно впивается в пальцы, и все равно теряю Нэнси из виду всякий раз, как она поворачивает на следующий пролет, оставляя мне лишь шелест платья…
Когда мы поднялись на самый последний этаж, Нэнси двинулась вдоль по темному коридору с низким потолком и, наконец, отчетливо щелкнув каблуками, остановилась у маленькой дверцы. Повернулась и нахмурилась, наблюдая, как я, спотыкаясь, догоняю ее. Пронзительные черные глазки недовольно сузились.
— Ну и ну! — с отчетливым ирландским акцентом провозгласила она. — Не думала я, что ты такая копуша! Твоя мама ничего об этом не говорила.
— Нет-нет, я не копуша, просто чемодан тяжелый.
— А грохоту-то подняла! Как же ты работать будешь, если не в силах собственный чемодан по лестнице поднять? Смотри, если мистер Гамильтон услышит, что ты таскаешь щетку для ковров, будто мешок с мукой, тебе не поздоровится.
Она отворила дверь. Комната оказалась маленькой и скромной, в ней почему-то пахло картошкой. И все-таки половина ее — половина железной кровати, комод и стул — отныне принадлежала мне.
— Вот твое место, — сказала Нэнси, кивая на дальний край кровати. — Другая сторона — моя, так что тут, будь добра, ничего не трогай. — Нэнси пробежалась пальцами по своему комоду, мимоходом огладив распятие, Библию и щетку для волос. — И не вздумай шарить по ящикам — все равно замечу. Давай распаковывайся, переодевайся и спускайся вниз работать. Времени зря не трать и не вздумай нигде бродить — ступай прямиком на кухню. Сегодня приезжают внуки хозяина, так что обед в двенадцать, мы и так уже опаздываем с уборкой. Мне с тобой возиться некогда. Будем надеяться — ты не лентяйка.
— Нет, — сказала я, все еще оскорбленная ее недавним предположением, что я могу шарить по ящикам.
— Что ж, поглядим, — недоверчиво сказал Нэнси, покачивая головой. — Не знаю, не знаю… Я просила найти мне в помощь еще одну девушку, а мне кого привели? Ни опыта, ни рекомендаций, да к тому же копуша.
— Я не…
— Все! — недовольно дернув головой, оборвала меня Нэнси, развернулась на каблуках, и я осталась одна в тесной темной комнате на последнем этаже. Только юбка зашелестела по коридору.
Я затаила дыхание, прислушалась.
Наконец, когда все звуки смолкли, я подошла к двери, беззвучно прикрыла ее и повернулась, чтобы осмотреть свое новое жилище.
Разглядывать было особо нечего. Я провела рукой по спинке кровати, пригнув голову, чтобы не стукнуться о наклонный потолок. На матрасе лежало аккуратно сложенное серое одеяло, один угол был отогнут опытной рукой. Единственное украшение комнаты — небольшая картинка на стене — изображала сцену охоты: залитый кровью олень со стрелой в боку. Я поспешно отвела глаза и осторожно опустилась на кровать, стараясь не мять аккуратно натянутое белье. Пружины скрипнули, я подскочила, покраснев от испуга и неожиданности.
Узкое окошко пропускало в комнату немного тусклого света. Я забралась коленями на стул и выглянула наружу.
Окно выходило назад, задом. Отсюда, свысока, я увидела уставленную шпалерами для цветов розовую аллею, что вела к южному фонтану. Я знала, что сразу за ним лежит озеро, на другом берегу которого стоит наша деревня и мой дом — дом, в котором я провела четырнадцать лет своей жизни. Я представила, как мама сидит сейчас у кухонного окна — там света больше — склонившись над штопкой.
Как она там одна? В последнее время мама сильно сдала. Я слышала, как по ночам она стонала от боли в спине. А по утрам просыпалась с такими распухшими пальцами, что мне приходилось растирать ее руки под теплой водой, чтобы она смогла хотя бы ухватить клубок ниток. Миссис Роджерс из нашей деревни согласилась забегать к ней каждый день, и старьевщик обещал заглядывать дважды в неделю, но ведь этого так мало. Без меня мама, скорее всего, не сможет штопать. Чем ей заработать на жизнь? Конечно, у меня теперь будет небольшая зарплата, но уж лучше бы я осталась дома…
Это мама настояла на том, чтобы мне идти работать. Не принимала никаких возражений, лишь качала головой и повторяла, что лучше знает. Она прослышала, что в Ривертоне ищут девушку в услужение, и знала, что я им подойду. Откуда знала — непонятно. Сплошные секреты — полностью в мамином духе.
— Это недалеко, — объясняла она. — В выходные будешь прибегать — помогать мне.
Наверное, я выглядела очень потерянно, потому что мама протянула руку и погладила меня по щеке. Не похоже на нее, я и не ожидала. Даже вздрогнула от прикосновения исколотых иглой пальцев.
— Ничего, моя девочка. Ты ведь знала, что когда-нибудь придется искать себе работу. А тут такая хорошая возможность, сама увидишь. Мало где возьмут служанку твоих лет. Лорд Эшбери и леди Вайолет — неплохие люди, а мистер Гамильтон, хоть и кажется строгим, — очень честный и порядочный человек. Работай усердно, выполняй, что прикажут, и все у тебя будет хорошо. — Мама сжала мою щеку дрожащими пальцами. — И знаешь что, Грейси? Помни свое место. Слишком много девушек нажили себе неприятности, забыв, кто они такие.
Я пообещала, что так и сделаю, и в следующую субботу, одетая в свое лучшее платье, уже шагала к дому на холме. Меня ожидал разговор с леди Вайолет.
Народу в доме немного, сообщила мне хозяйка, только лорд Эшбери, который большую часть времени проводит на деловых встречах и в клубе, да она сама. Оба их сына — майор Джонатан и мистер Фредерик — уже выросли, женились и живут отдельно, но часто навещают родителей, и если я буду хорошо работать и останусь в доме, я обязательно их увижу. Управляющий такой небольшой семье не нужен, все дела ведет мистер Гамильтон, а за кухню отвечает миссис Таунсенд, повариха. Если они останутся мной довольны, я получу место.
Тут леди Вайолет замолчала и посмотрела на меня, как на пойманную мышь в стеклянной банке. Я тут же ощутила, что подол платья слишком кривой от многочисленных попыток отпустить его пониже, что на чулках, там, где они трутся о края ботинок, — заплатки, что у меня слишком длинная шея и слишком большие уши.
Леди Вайолет моргнула и улыбнулась, глаза ее остались ледяными.
— Что ж, выглядишь ты аккуратно, а мистер Гамильтон говорил, что ты умеешь шить.
Я кивнула. Она встала и подошла к письменному столу, оперлась рукой о спинку стула.
— Как поживает твоя мать? — не поворачивая головы, спросила леди Вайолет. — Ты знаешь, что она тоже служила у нас?
Я отвечала, что да, знаю, и мама, спасибо, хорошо. Я даже не забывала прибавлять «мэм».
Наверное, я сказала все правильно, потому что после этого она предложила мне пятнадцать фунтов в год, велела начинать прямо с завтрашнего дня и позвала Нэнси, чтобы та проводила меня к выходу.
Я отодвинулась от окна, вытерла запотевшее стекло и слезла со стула.
Мой чемодан лежал там, где я его кинула — с другой стороны кровати, и я подтащила его к комоду, который теперь стал моим. Стараясь не глядеть на умирающего оленя, я сложила в верхний ящик одежду: две юбки, две блузки и пару черных рейтуз, которые связала под руководством мамы, чтобы не мерзнуть зимой. Потом, оглянувшись на дверь, я с заколотившимся сердцем распаковала свое главное сокровище.