Собираясь в тюрьму, Люциус нервничал. Их последняя встреча с Северусом вышла крайне тяжёлой, и до него не удалось достучаться. Удастся ли сейчас? Кто знает, но так или иначе, сдаваться Люциус не собирался. Конечно, повод надеть боевые награды выдался не самый лучший, но чем ближе он подходил к тюрьме, тем яснее осознавал правоту Нотта. Случайные прохожие смотрели на него кто с восторгом, кто с интересом, но все — с уважением. Даже сержант на проходной смутился, досматривая Люциуса. Но дело своё знал: покончив с обыском, он быстро вызвал конвоира, чтобы проводить Люциуса в комнату встреч.
Встречи с заключёнными проходили в маленьком помещении, разделённом решёткой, в котором из мебели было лишь два стула по разные стороны этой стальной перегородки. Конвоир встал в углу за спиной Люциуса и явно не собирался уходить.
— Вы будете присутствовать при встрече? — Люциус улыбнулся как можно дружелюбнее.
— Да. Таков порядок.
— А вы не расскажете мне о порядках? Я первый раз в такой ситуации и не знаю, как себя вести.
О своём небогатом тюремном опыте Люциус предпочитал не вспоминать, но сейчас никак не мог избавиться от тягостного дежа вю, когда даже запах навевал отвратительные образы прошлого.
— Запрещена передача вещей, записок, — монотонно забубнил охранник.
— Где вы воевали? — перебил его Люциус.
— В Нормандии, — быстро отозвался тот и замер: — Это так заметно?
— Да. У вас это во взгляде.
— Я был контужен, — поморщился он, — потом долго валялся в госпитале.
— А мы с Северусом прошли всю войну. Дюнкерк, битва за Лондон, конвои. Он прикрывал мне спину.
— Говорят, он убил своего… — охранник снова поморщился, подбирая слова: — сослуживца.
— Чудовищная ложь, — Люциус задохнулся от боли. — Они с Реем вместе были в плену и пережили такое… Если за что он и может себя винить, так только, что не сумел предотвратить. После аварии Рей остался инвалидом и предпочёл уйти. Сам. Это трагедия для Северуса.
— Мне не положено с вами разговаривать, — тихо сказал охранник.
— Хорошо.
Люциус отвернулся и, немного постояв, тяжело опустился на стул, пытаясь совладать с эмоциями. Не хватало ещё Северусу увидеть его смятение. Через несколько минут, когда молчание стало совсем тягостным, послышался скрежет замка, и вторая дверь в камеру открылась, пропуская Северуса. Его конвоир без церемоний толкнул его на стул:
— У вас двадцать минут.
Сердце Люциуса замерло от боли. Похоже, Северус уже поставил на себе крест, таким потухшим и безжизненным стал его взгляд, лишь на мгновение оторвавшийся от пола. Стоило ему понять, кто перед ним, как Северус словно окаменел. Люциус вглядывался в его лицо, радуясь, что не видит никаких следов насилия, кроме как над самим собой. Кажется, он перестал есть, настолько худым и измождённым казался.
— Северус… Сев…
— Зачем ты пришёл, Люци?
Даже его голос стал совершенно невыразительным и каким-то бесцветным. Люциус помнил о свидетелях, поэтому старался тщательно подбирать слова.
— Я хочу вытащить тебя отсюда.
— Зачем?
— Потому что ты не виноват в смерти Рея.
— А кто тогда виноват? Кто?
— Ты не мог предотвратить того, что он сделал.
— Меня обвиняют не в этом.
— Правильно! — Люциус разозлился. — А почему бы тебе тогда не рассказать про смерть Джеймса, которого ты не смог спасти? Или Лили, чьего сына ты вырастил?! Они тоже погибли, и ты ничего не смог сделать. Давай, продолжай себя закапывать и жалеть себя!
— Люци, я не…
— А о Гарри ты подумал? Каково ему будет остаться без тебя?
— Он уже взрослый, — Северус закусил губу и обхватил себя руками, словно замёрзнув. — Он получит в наследство наш дом и…
— Заткнись, идиот! Наследство он получит, как же… ты ему нужен, а не твой дом на краю земли.
— Там ещё собака есть… его зовут Бродяга. Люци, если можешь, позаботься о нём. Я не смог, хоть и обещал.
— Слабак!
Люциус вскочил с этого дурацкого стула и наотмашь ударил по решётке, отчего та зазвенела. Северус дёрнулся, словно эта пощёчина всё-таки досталась ему.
— Люци…
— Борись, идиот! Или хотя бы прекрати себя закапывать, когда ты ни в чём не виноват, и не мешай нам бороться за тебя. Потому что ты нам нужен!
— Вам?
— Да, нам! Не только Гарри или там Бродяге, но и Блэку, который примчался ко мне сразу, как узнал. А ещё Артуру, Фрэнку, Алисе, Бель, которые ещё не знают о твоей глупости. А ещё ты нужен мне! Понял?! Ты это понял? Я знаю, что ты невиновен, и сделаю всё, чтобы тебя отсюда вытащить. Клянусь!
Люциус замолчал, тяжело дыша, потому что ему больше нечего было сказать, а ещё потому, что Северус, наконец, осмелился посмотреть ему в глаза. И пусть его взгляд заблестел от непролитых слёз, но в нём снова появилась жизнь. Наверное, потому что никогда прежде Северус не видел, чтобы Люциус настолько терял самообладание. Но оно того стоило!
— Свидание окончено! — объявил Люциус и почти дошёл до двери, но всё-таки не смог уйти, не обернувшись, чтобы ещё раз увидеть Северуса. — Держись!
Показалось, или он всё-таки улыбнулся в ответ? Люциус хотел верить, что не показалось.
— Сильно вы с ним, — уважительно пробормотал охранник, когда они оказались в коридоре.
— Заслужил, — Люциус перевёл дыханье. — И это лучший лётчик-ас Берегового Командования! Идиот…
— Зато у него хорошие друзья.
— Это да, — согласился Люциус. — И мы своих не бросаем. Особенно в бою.
На улице так ярко светило солнце, что Люциус зажмурился до белых кругов перед глазами. Ему дико было думать, что всего в нескольких метрах царит мрак и сидят люди, лишённые самого лучшего, что только может быть — свободы. Он немного прогулялся, а когда вернулся в гостиницу, портье, улыбаясь, протянул ему записку:
— Вам звонила одна леди. Она назвала меня идиотом и потребовала, чтобы я записал то, что следует передать вам, чтобы не забыл ни слова.
Разумеется, это была Бель. А вот записка заставила Люциуса трижды её перечитать, чтобы убедиться, что он всё правильно понял. «Завтра мы с Томом ждём тебя к обеду. Это касается Северуса». Люциус перевёл взгляд на портье:
— Купите мне билет на ночной поезд до Лондона. А номер оставьте за мной. Я вернусь.
***
Утренний Лондон встретил Люциуса туманом и мелким дождём. Отчего-то это усугубило тревогу, терзавшую после получения сообщения Бель. Нарцисса, как оказалось, не видела сестру всю неделю, а при последней их встрече Бель показалась ей чересчур нервной. Ждать до обеда было невыносимо, к тому же была возможность обвинить портье в неточности при передаче послания, поэтому Люциус отправился в дом Риддлов сразу же, как только привёл себя в должный вид после дороги. Драко дома не ночевал, что не сильно удивило, если помнить о его сердечных делах. Нарцисса наверняка знала о сыне больше, но не спешила заводить разговор, и Люциус решил, что беспокоиться не о чем.
— Добрый день, Питер. Беллатрикс просила меня приехать для встречи с ней и мистером Риддлом.
— Да, конечно, — Питер ловко принял у Люциуса лёгкий дорожный плащ и услужливо распахнул дверь. — Прошу вас, мистер Малфой.
— Дядя Люци!
Хорошо, что Люциус не забыл коробку конфет для Лили. Она приняла их, как учили: благосклонно кивнув, и сразу же воспитанность её оставила. Лили быстро открыла коробку и наугад вытащила оттуда конфету, пытаясь угадать начинку.
— М-м-м… сливочная помадка. Дядя Люци, давайте я провожу вас к папе, он в кабинете.
— Веди.
Лили взяла его за руку и чинно повела по коридору. Наверное, Люциус всё-таки пришёл раньше времени, но — кто знает? — может, оно и к лучшему, и хозяев удастся застать врасплох. Почему-то Люциус был уверен, что разговор предстоял тяжёлый, и любая, даже самая маленькая фора не помешает.
— Папочка, я Люци привела!
Лили вихрем влетела в кабинет, где сразу же забралась на колени Тома, с превосходством взглянув на Люциуса. Она потёрлась головой о подбородок отца и принялась предлагать ему конфеты, которые, как оказалось, тот любил. Люциус с интересом наблюдал, как во взгляде Риддла сменяют друг друга совершенно не свойственные ему эмоции: нежность, сердечность, мягкость, доброта, сентиментальность. Как же Лили была похожа на отца! Те же выразительные упрямо поджатые губы, тот же ровный нос, тот же разрез точно таких же ярко-синих глаз… только вот, пожалуй, волосы были, как у Бель — черные, непослушные, кудрявые и очень густые.