— Какого? — Драко перевёл возмущённый взгляд на Гарри. — Мы будем дома, понимаешь?
— Ну да… вилка для мяса, вилка для рыбы и салфетка на коленях, — Гарри вздохнул. — Северус, конечно, пытался меня научить чему-то подобному, но, как понимаешь, это не вошло в мои привычки.
— Не переживай, всё будет хорошо.
Гарри задумчиво почесал нос:
— И почему мы не можем встретить Рождество дома? У нас такая хорошая кровать.
Уловка не сработала.
— Она от нас никуда не денется, а Рождество — это семейный праздник. Ну, знаешь там, Сочельник, Йельское полено, всякие гимны…
— Ты будешь петь?! — Гарри в притворном ужасе округлил глаза.
— Петь будет Бель.
— О нет! Риддлы тоже придут? — ужаснулся Гарри.
Бель он ещё мог принять — она была неплохой тёткой и даже как-то угостила его сигаретой! — но вот её муж… У Гарри Том Риддл вызвал бурю разнообразных чувств, самым очевидным из которых была тревога.
— Они тоже наша семья.
— А как у них с широтой взглядов? Или нам утром придётся эмигрировать в Австралию?
Драко принялся уверять, что до такого не дойдёт, и был весьма убедителен. Полчаса пролетели незаметно, и когда Гарри отдышался, то обнаружил, что если не выйти прямо сейчас, можно опоздать. Он не торопился разочаровывать новых родственников, поэтому пришлось бежать. Хорошо, что Драко не возражал, хоть и очень не любил спешить — ему такое казалось несолидным.
Дом Малфоев Гарри всегда считал образцом красоты и изысканного вкуса, а в детстве вообще думал, что это и есть тот дворец, который ему обещал показать Северус. Тогда, кстати, он решил, что Драко — это настоящий принц, раз живёт во дворце. Вспоминать, как менялось его отношение к Драко, иногда было даже забавно, но в одном Гарри был постоянен — это точно была любовь, пусть не всегда осознанная.
— Не нервничай, всё будет хорошо.
А вот Драко, кажется, привык его опекать.
— Даже не думал, — Гарри остановился, чтобы перевести дыханье. — А вот ты рискуешь разочаровать свою тётушку.
— Главное — чтобы не дядюшку, — фыркнул Драко, открывая массивную дверь.
В доме вкусно пахло свежей выпечкой, ванилью и ещё чем-то смутно знакомым. Но понять чем, не дала Нарцисса, вышедшая встречать гостей. Она поцеловала сначала Драко, а потом и Гарри, вогнав в краску — всё-таки к таким нежностям жизнь его не готовила. Хорошо, что Нарцисса тактично отступила, и в гостиную Гарри вошёл, уже полностью справившись со смущением. Но, кажется, он рано радовался.
— Мальчики!
Лили было хотела броситься им с Драко на шею — то ли одновременно, то ли по очереди, — но строгий взгляд отца заставил её немного поумерить свой пыл. Грустно вздохнув, она чинно расправила пышную юбку и завела почти светскую беседу о погоде. У самого Гарри явно отсутствовал подобный педагогический талант, поэтому он мог только радоваться, что у него не будет детей. Абсолютно. Вместо того чтобы воспитывать, он бы с большим удовольствием разговаривал с ребёнком обо всём и давал советы, какой камень лучше всего отскакивает от воды, если его правильно запустить, и как поквитаться с обидчиками. Хотя, с другой стороны, на самом Гарри такая сомнительная методика сработала — совсем уже невоспитанным он себя не считал. Впрочем, и в обществе ему блистать не приходилось.
Гарри вежливо кивнул Риддлу и Беллатрикс, которая, как кошка, уселась на подлокотнике кресла мужа, потом, чуть смутившись, поздоровался с Люциусом и улыбнулся Северусу, ощутив поддержку. Как всё-таки хорошо, что Северус и Люциус друзья, иначе пережить этот непростой вечер было бы гораздо сложнее. Хоть Драко и говорил, что его родители приняли их не самый традиционный союз, но он и сам не знал, как отреагируют близкие родственники, да и вообще — объявят ли о таком. Гарри уже малодушно начал мечтать о том, чтобы Люциус и Нарцисса оказались приверженцами семейных тайн и всяческих скелетов в шкафу. Возможно же такое? До сих пор, по крайней мере, ничто не предвещало излишней болтливости родителей Драко.
Гарри усадили в кресло рядом с камином, и Лили, сразу же объявив, что для рисования ей необходимо «естественное освещение», подвинула журнальный столик поближе к огню.
— Дорогая, ты не совсем правильно разобралась с видами освещения, — мягко заметил Риддл, кусая губу, чтобы скрыть улыбку.
— Нет, па! — Лили безапелляционно тряхнула пышными волосами. — Это ты так и не разобрался в авангардной живописи. Я читала…
— Ну, если читала, тогда не буду спорить, — миролюбиво согласился он, обнимая Бель за талию. — У меня нет шансов.
Подобных вольностей в присутствии посторонних Риддл точно не допускал, поэтому сердце Гарри сжалось от тревожных предчувствий. Неужели того-самого-разговора не избежать? Быстрого взгляда на Драко хватило, чтобы понять, что в своих сомнениях Гарри не одинок. С другой стороны, умиротворённое молчание Люциуса обещало успех этого разговора. Да и Северус не допустит скандала… но всё равно было не по себе. Хотя вряд ли Риддл затеет душеспасительную беседу в присутствии дочери. Зато, когда она отправится в постель… Гарри покосился на часы. Сочельник обещал быть очень долгим.
— Гарри, нарисуй мне лошадь, — потребовала Лили. — Помнишь, такую с рогом на лбу. Я её раскрашу, как радугу.
— Она называется «единорог», — поправил её Гарри. — И он не бывает радужным.
— Много ты понимаешь, — фыркнула Лили и наморщила нос, прикусив карандаш. — Это ведь красиво.
Гарри с готовностью признал, что он понимает далеко не всё, и вместе с ней устроился на ковре у камина. В конце концов, это избавляло его от участия в общем разговоре, но совсем не мешало слушать. Нарцисса завела разговор о кино, и скоро разгорелся спор, кто же получит премию БАФТА — «Керрингтон» или «Выбор Хобсона». Гарри был уверен, что приз возьмёт «Плата за страх», но благоразумно промолчал. В конце концов, Риддл заявил, что это будет «Бунт на «Кейне», и довольно улыбнулся:
— Поразительно, что люди любят смотреть, как судят других.
— Ничего удивительного, — тут же отозвалась Бель. — Кому ж не хочется пощекотать нервы, представив себя на месте другого? Война закончилась, а острых ощущений всё ещё хочется.
— Бель! — возмутилась Нарцисса. — Как ты можешь?!
— А почему тебя это удивляет? Многие любят ощущение, когда сердце начинает стучать медленнее и тише, а мгновение тянется так долго, что за него можно успеть многое.
Гарри не сомневался, что Бель говорила о войне, но Нарцисса назвала сестру романтичной и посоветовала съездить весной в Ниццу.
— Мама не поедет в Ниццу, — шёпотом поделилась мудростью Лили. — Потому что папе не нравится Европа… он как-то был в Албании… или в Италии…
Нарцисса пригласила гостей к столу, и Гарри специально уселся рядом с Лили, чувствуя себя защищённым. Но он рано радовался, потому что Риддл завёл разговор о несовершенном законодательстве, которое регулирует сферы, в которые не должно вмешиваться. Гарри с замиранием сердца ждал словосочетаний «грубая непристойность», «акт о преступлениях против личности», «поправка Лабушера» и готовился высказаться о поломанных судьбах Уайльда и Тьюринга. Кажется, Нарцисса это поняла и предложила Лили десерт, сбив с мысли её отца.
Люциус был молчалив и задумчив, что сильно удивляло Гарри. Обычно это Северус молчал, изредка вставляя пару слов, чтобы уточнить какие-то детали, а Люциус всегда оказывался в центре внимания. Или, может быть, дома он вёл себя иначе? Если уж и Риддл больше не изображал памятник самому себе. Не то чтобы Гарри часто приходилось с ним встречаться, но впечатление от него всегда было одинаковым — монумент! А сейчас он проявлял чудеса обаяния, и, глядя на него такого, легко можно было понять, что же нашла в нём Бель.
— Лили, напомни мне, дорогая, когда воспитанные девочки ложатся спать, — Риддл был мягок, как сама доброта.
— Ну, папочка, — она капризно поджала губы. — Разве прилично говорить о таком за столом?
В ответ Риддл иронично улыбнулся и перевёл взгляд на старинные настенные часы. Лили закатила глаза, потом тяжело вздохнула и, пожелав всем счастливого Рождества, покинула гостиную. Нарцисса хотела её проводить, но Бель опередила: