— Эх, были времена! — пожаловался Гарей. — Славно жили, дружно жили наши отцы. Нам бы так! А что получается? Никакого житья! Дали мне сегодня задание: сдать двадцать пять центнеров хлеба. Двадцать пять центнеров! Шакманов придвинулся к председателю поближе. — Это же сто пятьдесят пудов!.. Шутка ли? Пришел к тебе за помощью: хоть убей, хоть повесь, а…
— Фу, голова что-то кружится, засиделся, видно, — вздохнул Сакай. — Да, радоваться нечему. Мимо меня, конечно, это не пройдет, но нужно быть очень осторожными.
Слова Султанова не успокоили Гарея. За целый день сердце его так измучилось! И в голове, как бараны без чабана, бродят, спутавшись, разные мысли. Даже посторонние заметили его волнение, спрашивали: «Что с тобой, Гарей-агай? На тебе лица нет, не заболел ли?..».
— Все этот Тимер мутит воду!..
— Да, он мутит…
— А если его темненькой да ночкой, а?..
— Что? — Сакай огляделся по сторонам и прошептал: — Тихо об этом! Здесь надо действовать осторожнее. И ни в коем случае не торопиться.
Не оставшись ужинать, Гарей заспешил домой. Какой уж тут аппетит, если на душе кошки скребут! С утра он не имел во рту ни маковой росинки…
— Постарайся на улице никому не попасться на глаза, — у крыльца предупредил его Султанов.
Председатель колхоза пекся прежде всего о собственной безопасности. К чему лишние разговоры?.. Сегодня и так Тимер с бригадиром Якубом да Шарафом ходили по домам, беседовали с людьми, разъясняли им важность своевременной сдачи хлеба…
Слова Сакая встревожили Гарея. Намереваясь пройти задней калиткой, он стукнулся головой о балку и совсем расстроился. Ходил раньше важно по центру улицы, и сейчас, как вор, пробирается темными дворами.
— Опять впереди бессонная ночь! — тоскливо пробормотал он, подходя к своему дому.
V
Скоро Якуб убедился, что сомнения его были напрасными. Утром же следующего дня, люди, не ожидая стука бригадира в ворота, дружно вышли в поле…
За Акселяном затрещали лобогрейки.
Десять дней, отведенных на уборку, уже заканчивались, скучать Тимеру было некогда.
Работа была в самом разгаре, как неожиданное событие всколыхнуло всю деревню: в бане повесилась заведующая молочно-товарной фермой Фагиля — молодая красивая вдова. Работала она хорошо, не слышали о ней ни одного худого слова. Внезапная смерть ее всем показалась странной: оставить пятилетнюю дочурку и без всяких видимых причин повеситься! Такое не укладывалось в головах сельчан.
Разное говорили люди… Кто, что Фагиля немного тронулась и повесилась, не сознавая того. Другие утверждали, что она была умной и скромной и без причины не решилась бы на такой страшный шаг…
Но факт оставался фактом: Фагиля была мертва, а мотивы смерти неизвестны. Долго не унимались пораженные этим случаем женщины, чуть целый день ударной декады не сорвали.
Тимера сильно поразило происшедшее. Но уцепиться было не за что. Выяснили лишь, что Фагиля с вечера сшила дочке новое платье, заштопала одежонку, убралась дома, вымыла и выскребла пол, привела в порядок посуду… Дочка была веселой, думая, что придет гость. А потом мать ласкала ее, обнимала и обещала повезти к бабушке… А лежа с дочкой в постели, сказала ей загадочные слова:
— Ладно, я поеду одна, а ты не плачь, будь умницей!..
Самое странное то, что бабушка, мать Фагили, давно была уже покойницей. Куда хотела забрать свою дочь женщина? На тот свет?.. Или девочка что-то напутала?..
Магуза с рассветом подоила свою корову и погнала ее в стадо, но Фагилю не встретила и встревожилась, лишь услышав мычанье недоенной соседской коровы.
«Что же это такое? — подумала Магуза. — Уж не заболела ли она?»
Дома соседки не оказалось, поперек кровати, безмятежно раскинувшись, спала ее дочь. Может, за водой пошла? Но нет, ведра стоят полные… Даже аккуратно прикрыты сверху. Удивленная Магуза направилась было домой, но приметила случайно в бане белую рубашку Фагили.
«Странно, — совсем поразилась женщина. — Что это соседка спозаранок в бане моется?». Подошла ближе и — увидела…
Магуза закричала что было сил и выбежала на улицу. На крик сбежались люди, сняли женщину с веревки. После бани Фагиля аккуратно расчесала длинные волосы, надела чистую белую рубашку и приняла смерть…
Как хочешь, так и думай!.. Ни видимой причины, ни записки. Хотя повесилась, видно, сама, раз так тщательно готовилась уйти к праотцам.
Перед ее похоронами Фатима заявила:
— Что мы так торопимся? Она же не котенок, чтобы раз — зарыть в землю и тут же забыть об этом. Может, она была в действительности очень больна, в последние дни я видела ее грустной. Надо же выяснить нам это! Чтоб хоть имя ее попусту не трепали. Стыдно же без причины накладывать на себя руки… А девочку ее я возьму к себе.