— А Фахри?
— Фахри… Он отъявленный лентяй.
— Ему просто не нашли еще в колхозе подходящей работы, вот он и ходит спустя рукава. А он может горы свернуть.
— Тут ты переборщил. О своем кипчаке заботишься.
— Что? — Тимер вскочил с места. — За кого ты меня принимаешь? Я комсомолец, и старых родовых обычаев не придерживаюсь! Эти пережитки давно уже прахом стали! Не веришь ты людям, Султанов, а это страшная болезнь!..
«Хорошо, — решил про себя Сакай. — Верный своему слову, Тимер будет настаивать на назначении Фахри заведующим фермой. Пусть будет так! Этот Фахри, как медведь на пасеке, разорит ферму. И вина за это ляжет не на Султанова, а на Тимера. Одурачить Фахри несложно. Пусть будет так!..»
И он тут же, сделав виноватое лицо, пошел на попятный.
— Я ведь, Тимер, пожилой человек! Может, в чем-то и ошибаюсь, прошлое дает о себе знать. Ты человек другого времени, новый, молодой. Не грех и мне у тебя поучиться. Спасибо только скажу. Завтра же будет так, как ты хочешь!..
Тимер удовлетворенно кашлянул и высоко поднял голову.
В правление вошел Булат Уметбаев, одетый в старый кафтан, усыпанный соломенной трухой. Он несмело остановился в дверях.
Янсаров бросил на него сердитый взгляд и, придавая своему голосу металлические нотки, сказал:
— Подойди сюда!
— Да мы и здесь постоим, — ответил Булат и, не ожидая расспросов, тут же заговорил сам: — Наверное, насчет хлебосдачи вызвал… Эх, холодно на дворе, видно, рано зима наступит. Утром так же подморозило, как прошлой осенью… Я еще раз покрыл соломой навес, скотинку жалко. И обувки у сына нет, а ему нынче идти учиться! Эх, рано начинаются холода, рано!.. Придется отдать сыну свои старые валенки. Хоть и старые, но крепки, зимы на две хватит. Только великоваты, пожалуй, будут. Ладно, с ног не свалятся.
А навес плотный, весной можно скотинку кормить, солома не почернеет. Что, браток, насчет хлебосдачи вызвал меня?..
— Принес заявление о вступлении в колхоз? — вместо ответа спросил Тимер.
— В колхоз? Заявление?.. Конечно, разве останешься в стороне, если все вступают. Вы, наверное, слышали — возле Ишимбая нефть ищут? Есть там нефть, есть! А как же ей не быть? Еще в детстве говорили мне люди, что добывают в тех местах земную мазь и мажут ею колеса. И такое богатство валяется под ногами!.. Говорят, там нужны рабочие.
— Я не об этом тебя спрашиваю, в колхоз вступаешь?..
— В колхоз? Вступим, вступим… Коллективом веселей работать. И жена об этом прожужжала все уши, да и я не против. Только вот не все лошади, впряженные в плуг, тянут ровно! Есть и лодыри, и хитрецы. Гамир, к примеру, хиленький, а работает. А Фатима, даром что баба, гору своротит. Иной человек рожден для работы. Фахри же и Хаммат, хоть и здоровые мужики, а тяжелый груз не поднимают. Хаммат Султанову свояк, вот бы ему хвостик покрутить немножко. А если в Ишимбае нефть ударит, много рабочих потребуется. Нефть в золото превратится…
— Хватит, не мели языком! — потеряв терпение, Тимер вскочил с места и заходил по комнате: — Смотрите-ка, он вступил бы в колхоз, да ждет, пока все станут сознательными! Ты что, считаешь, что колхоз — это рай, в котором собрались лишь безгрешные люди? Умная твоя голова!.. И без тебя знаем о лодырях и хитрецах, даже о тех, кто воду льет на кулацкие мельницы. А вот ты не виляй хвостом, если не желаешь в колхоз, говори прямо. На тебе свет клином не сошелся!..
— Постой, браток, не горячись.! Я же так не говорил. Сказал, подумаем.
— Иди, иди и завтра же сдай государству положенный хлеб! Обманщик, дал слово, а я, молодой дурак, поверил ему, вычеркнул из черной доски!
— Не обманщик я, просто не успеваю. Что я, кулак какой-нибудь, чтобы обманывать, или мошенник? Просто не успеваю…
— Не успеваешь, я успею: составлю акт и передам дело в суд!
«Будешь так действовать, — подумал наблюдавший за происшедшей сценой Султанов, — весь народ повернется к тебе спиной. Давай, давай, петушись, хорохорься!..»
Вслух же, когда Булат вышел из правления, сказал:
— Резковато разговариваешь, товарищ Янсаров. Ведь он бедняк, нелегко ему…
— Хлеб-то есть у него.
— Хлеб-то есть, да и ему много нужно! Семья, вот и мается.
— Если мается, пусть вступает в колхоз. Мы же не можем потворствовать невыполнению долга перед государством. Сперва себе, потом государству — это кулацкий лозунг.
— Это правильно!
В комнате правления воцарилась тишина. Слышно было, как отчаянно жужжала муха, попавшая в сеть паука. Кукушка настенных часов прохрипела три раза.
— О, уже за полдень, то-то пусто под поясом стало! — сказал Сакай. — Нужно поесть.