Хотел и тебя, Тимер, пригласить, согласишься ли? Возвратившегося издалека всегда приглашают в гости, да все было некогда…
— Почему же, я согласен, — ответил Тимер, опять как бы противореча ему.
Они вышли на улицу.
Сакай с утра велел жене приготовить хороший обед. Жена его Аскап прибрала дом, сварила бишбармак из вяленого прошлогоднего мяса. Аскап умеет хорошо готовить, на всю деревню славится своим искусством. Еще в двадцать первом году она была поварихой в столовой АРА и ни от кого плохого слова не слышала. Щедрую и справедливую женщину дети любили, как свою мать.
Аскап ласково встретила Тимера, крепко пожала ему руку.
— Вот председатель просил зайти, посмотреть на его бедный домишко. А вы живете, как богачи!
— Какие уж там богачи! — Сакай бросил недовольный взгляд на жену, мол, зачем переусердствовала с уборкой, и тут же перевел разговор в другое русло. — Есть, конечно, кое-что, дом прибран… Иначе нельзя, уже тринадцать лет живем при советской власти, должны стать образованней и культурней.
Сели обедать. Сначала по обычаю поставили казы[8], мясо…
Аскап вышла в боковушку и скоро принесла оттуда бутылку водки.
— Ай, женушка, зря ты это затеваешь! — притворно заворчал Сакай. — Неужели ты думаешь, что комсомолец станет пить?
— Как хотите, а на столе пусть стоит. Сейчас ведь самое дорогое угощение, кажется, — ответила Аскап.
Что делать Тимеру? Водки он никогда в рот не брал. Не выпьет, получится по Султанову. Раньше он пил только пиво. Ладно, решил он, выпью, ничего худого с одного стакана не произойдет. Неудобно давать маху перед стариком…
Они выпили. Водка сразу ударила Тимеру в голову, разгорячила кровь. Чтобы прийти в себя, он начал торопливо есть. Стало немного легче.
— Не будем оставлять зла в бутылке, — сказал хозяин и снова разлил в стаканы.
Тимер, наконец, разговорился. Но Сакай не из тех людей, кто сразу начинает говорить о работе, он все подшучивал над парнем.
— Не скучновато ли одному, Тимер? Надо бы и невесту подыскать…
— Не до нее пока.
— Конечно, — усмехнулся Сакай, — когда холост, когда много рядом молодых снох — до невесты ли? И мы были молодыми, по девкам бегали, теперь уже не то. А бабы, брат, как репей, сами липнут, только не оплошай. Хотя ты, кажется, не из тех. Говорят, Фатиму не обижаешь?..
— Пустая болтовня!
— А что? Фатима — красивая, не гулящая, хорошая женщина, молодая…
— И Фагиля была молодой.
— Эх, Фагиля!.. — Сакай словно бы невзначай прикусил губу и, помолчав, добавил: — Она, она… Хоть и об умерших нельзя говорить плохих слов, но она гулящая была, гулящая…
— Но никто не замечал ничего.
Вскоре, несмотря на уговоры хозяев, Тимер заторопился домой.
Подышав на улице свежим воздухом, он почувствовал, что опьянение проходит. Телу стало легко, душа повеселела… И лишь тяжелый осадок слегка мутил ее: то ли остался он от разговоров Сакая, то ли от жирной казы… Скорее, виной всему Султанов…
Вернулся он домой в сумерках, очень усталый. Как тут не устанешь, когда, засучив рукава, приходится браться за любую работу, показывая пример другим. Он похудел, глаза впали и от недосыпания заблестели нездоровым блеском. Но Тимер не расстраивался. Были бы кости, а мясо нарастет. Главное, успехи колхоза налицо, он расширился за счет новых людей. Что же, доверие, оказанное ему, он, видимо, оправдывает! Вчера он написал Нине Кругловой письмо…
«…Живу я совсем в иных условиях… Новая жизнь, новые люди. Но очень много нужно работать с людьми. Здесь ведь не встретишь крепко спаянных сознательных рабочих. Кругом лишь собственники-крестьяне, веками дрожавшие над своей землей, коровой, лошадью… Свою веревочку задарма не отдадут, а общественный скот беречь не желают. Тяжело работать с ними, тяжело, но я…»
Тимер несколько раз перечитывал письмо, не решаясь отсылать его. Не подумает ли, что жалуюсь? И не получилось ли оно слишком сухим? А о чем еще писать?.. В разговоре все выходит гладко, но лишь положишь слова на бумагу, как… Получается, как у старого чиновника, много лет проработавшего на железнодорожной станции: сухо и официально. Нина же для Тимера не просто секретарь комсомола, а прежде всего первая любовь. Как долго и хорошо говорили они после первого знакомства, холодной ночью возвращаясь из кино!.. И находились ведь слова. Наверное, потому, что рождались они в сердце.
Подумав немного, Тимер снова взялся за карандаш, но ничего путного не смог добавить, кроме нескольких строк: «Не хочется отрываться от вашей жизни. Присылайте мне, пожалуйста, по одному номеру газеты «Наш паровоз».