На улице было темно, моросил мелкий холодный дождь. Сакай через некоторое время очнулся, поднял голову, но на ноги встать не смог. «Что случилось со мной? Где я? — тихо пробормотал он. — Да, приходил. Пили… О хлебе речь завели… Погорячились оба. А потом, потом?..» Дальше, как ни силился, он не смог ничего вспомнить. От ударов тяжелых сапог голова его была в каком-то липком тумане…
Дождь усилился, потом захлестал вовсю.
Опершись на ладони, Сакай присел, тяжело вздохнул и, как собака, пополз к своему дому.
Приближался рассвет, пропели вторые петухи. Избитый председатель слышал хлопанье петушиных крыльев за плетнями, и казалось ему, что над ним смеются люди, руками прихлопывая о бедра…
VIII
Вскоре после привода Хаммата Шакманова в райотдел милиции его выпустили до суда, взяв подписку о невыезде из деревни. Многое в деле его было для следователей не совсем ясным. Милиционер приметил Хаммата не на месте преступления, а у дома одного из заготовителей райсоюза. Хаммат распряг лошадь, и они, ударив по рукам, о чем-то зашептались.
Это показалось милиционеру подозрительным…
Шакманов же твердит:
— Мы всего лишь поздоровались. Зерно показалось мне влажным, решил его немного проветрить и потому остановился на ночлег.
То же повторил и заготовитель. Найди теперь концы!
Выйдя из душной комнаты на свежий воздух, Хаммат облегченно вздохнул. В голове прояснилось, словно прохладные осенние ветры унесли прочь тревожные мысли. До захода солнца еще далеко. Не побежать ли в сторону родной деревни? Напьется дома чаю, выспится… Он собрался было так и сделать, но остановился от внезапно пришедшей в голову мысли: «А что, если распутают клубок до конца? Этот заготовитель не впервые занимается воровством…»
Ноги у Хаммата отяжелели, голова опустилась, щеки вздулись и стали пунцовыми. Завернув в переулок, он медленно зашагал, не глядя ни на кого.
В райцентре проживал Шавали Буранов, друг покойного отца. Хаммат направился к его дому. Буранов — небольшого роста толстяк, с красноватым лицом и хитро прищуренными глазами. Знакомые прозвали его «большим умницей». Ему уже за пятьдесят, борода и усы у него седые. Держит он себя солидно, но скромно: говорит мало, с кем попало не водится, пьет в меру, секретами не делится, ест много и не курит совсем. Из-за своей тучности он похож на туго набитый мешок. Со стороны его, одетого в блестящее кожаное пальто, с туго набитым портфелем, с неторопливой важной походкой, нередко принимали за большого начальника. Лишь люди, хорошо знавшие его, говорили: «Шавали разве человек? Это же липовый адвокат!».
И камни хранят в себе историю; есть свое прошлое и у адвоката Шавали Буранова. Его отец Шагали — один из самых известных баев деревни Максютово. Разбогател он, словно в сказке. С малолетства покинув деревню, он долго не подавал о себе никаких вестей. Одни говорили, что он принял крещение и стал сыном русского богача, другие, что Шагали выучился в Бухаре и теперь он большой мулла в одной из самарских деревень…
Но скоро о нем позабыли. Кому какое дело до этого Шагали? Но внезапно он появился в родной деревне, со старой женой и трехлетним сыном. И главное, богатым, так как выстроил себе огромный пятистенный дом под железной крышей. Скот у Шагали размножался хорошо; он богател, но домашняя обстановка накалялась.
Шагали отчаянно ругался с женой и дебоширил.
— Ты стара и безобразна! — кричал он.
— Бродяга, благодаря кому ты стал человеком? — отвечала жена, как позже выяснилось, бывшая ранее богатой вдовой.
Шагали когда-то сумел уговорить ее стать его женой.
Когда Шавалею исполнилось пять лет, состарившаяся мать его уже сильно страдала от худобы и болезней. Шагали приводил в дом одного муллу за другим. Бесполезно. Кто-то посоветовал ему отвезти жену полечиться на соленые озера. Скоро они уехали. Шагали утопил свою жену в Сакмаре. А в деревне заявил, что соленое озеро, мол, не подошло, там бедная и скончалась. И плакал при этом навзрыд.
Вскоре Шагали открыл в селе магазин, прожил семь лет, но повторно не женился. Он постоянно колесил по дороге Уфа — Стерлитамак — Оренбург. Чтобы обучить сына русскому языку, он привел в дом горбатого старика, полуграмотного, но умевшего читать, писать и считать… Старик ежедневно повторял свою любимую фразу: «Много ездил, много видел, но мало знаю. Тот не человек, который не умеет считать и не знает по-русски».
Однако Шавали не любил учиться: к двенадцати годам кое-как читал и считал. Однажды он сказал отцу: