— Ладно, отец! Учением я не стану муллой, долбежкой не стану врачом, чем гнить из-за чертовых уроков, лучше стану я лавочником!..
Слова эти понравились старшему Буранову. Он похлопал сына по плечу и произнес:
— Молодец, щенок! Толк из тебя будет. Не нам, торгашам, скрипеть, словно писари, перьями! Хватит и того, что читать умеешь и счет знаешь!..
Передав магазин доверенному лицу и оставив с ним сына, он укатил в Уфу. Шавали делал, что хотел, играя на нервах окружающих. Отец вернулся из Уфы лишь в начале японской войны. Шавали исполнилось уже двадцать три года, он отпустил себе тонкие усики и был своенравным малым.
Отец приехал не один.
— Вот, сынок, — представил он Шавали молодую женщину. — Ее зовут Диляфруз, она будет твоей тетей. Я очень люблю ее, обращайся с ней поласковей.
— Диляфруз, Диляфруз!.. — оробев, несмело повторил Шавали.
От отца не ускользнуло впечатление, произведенное его молодой женой на сына.
— Вот и тебя пора женить, — торопливо заметил он. — Хватит жить одному, как сова на берегу.
— Я об этом еще не думал, — еле выговорил Шавали.
— Ха, об этом разве думают? Любовь — хитрый гость, не будет ждать, когда пригласишь, нагрянет нежданно-негаданно.
После этих слов старика Диляфруз рассмеялась. Полные розовые губы ее чуть приоткрылись и задрожали.
От ее смеха Шавали совсем потерялся и покраснел.
По слухам, Диляфруз была дочерью казанского муэдзина. Отец проиграл ее в карты одному богатому русскому помещику. На пути к нему девушке удалось бежать, после долгих мытарств она очутилась в Уфе. Кормилась подаянием, дневным заработком. Тут и заприметила ее какая-то старушка и взяла к себе. Кормила ее, одевала, ухаживала… Девушка стала еще красивей. В один прекрасный день старушка принарядила Диляфруз и сказала: «Пойдем, милая, в гости к моим родным!»
Девушка согласилась, долго кружили они по городу, наконец остановились у подъезда небольшого дома. Дверь открылась мгновенно. Милости, мол, просим. Собрали на стол, уселись. Через некоторое время Диляфруз захотелось спать, она задремала. Очнувшись утром, она с ужасом узнала, что попала в дом терпимости…
Шагали выкупил ее из этого дома, распродал имущество и вернулся в деревню.
Не прошло и месяца, как Шавали женили. Отец построил сыну дом и перевел его туда. Хоть и странным некоторым казалось, что старик отделил единственного сына, но считали, что мачеха не дает ему покоя, да и сам он хорош…
Шагали все равно было неспокойно. Сын бездельничал, кутил, женился да разводился, выискивая для того различные причины.
Одной Диляфруз парень признался:
— Ищу такую же красавицу, как ты, но не могу найти! Хоть бы отец скорее скончался… Тогда бы мы с тобой не расставались.
Началась германская война. Шавали не хотелось идти на фронт: и боязно, и Диляфруз жаль оставлять… Был бы отец отцом, нашел бы выход. Однако нет, старик его ненавидит и потому старается его скорее спровадить. Быть в походах, мол, издревле водилось, и коран то одобряет. Сам бы попробовал. Пришлось пойти на хитрость: Шавали изувечил себе ухо, и его в армию не взяли.
Но отец, старый волк, доложил о проделке сына земскому начальству. Шавали обвинили в умышленном уклонении от воинской повинности и отправили в ссылку. Там и началась его «липовая» деятельность. На язык — мастак, на работу — ленив. Скоро, пообщавшись с политкаторжанами, он начал разглагольствовать, что не хотел воевать, что мужику война не нужна, ему бы земли и прочее. Потом произошла февральская революция, за ней Октябрь… Записавшись в Красную Армию, он около трех месяцев служил ротным писарем.
В девятнадцатом году, умышленно поранив себе три пальца левой руки, он вернулся в Максютово. К тому времени отец уже умер, а Диляфруз сбежала в Сибирь с белогвардейским офицером. Имущество все пропало. Зато Шавали сейчас человек, пострадавший при царизме, «храбро» служивший в Красной Армии, бедняк, который начал работать в советском аппарате. Кое-кто заикался было об отце его — богаче. Шавали тогда действовал решительно…
«Кто испытал на себе царскую каторгу? Я! Кто, не щадя своей жизни, сражался в Красной Армии? Я! Да вы посмотрите на мои израненные пальцы! И все это для победы нашей любимой советской власти!..» Возразить против было невозможно.
Сначала Шавали работал секретарем сельсовета, затем перешел в волисполком. Тут он развернулся, выступал на каждом собрании: «Долой буржуев!», «Да здравствует мировая революция!». Он и внешне старался выглядеть соответственно: френч, красное галифе, на голове чапаевская шапка… У него появились влиятельные друзья, которые выдвинули его в аппарат кантисполкома. Правда, впоследствии, во время партийной чистки, его сняли с ответственной работы: разобрались в его мелкотравчатой сущности.