— Сейчас, сейчас, открою, не умрете, чай!
В комнату вошли Тимер, Якуб, Фатима, Гамир и еще несколько сельских бедняков.
— Проходите, прошу вас! — пытаясь улыбнуться, сказал Гарей. — С добрыми намерениями пришли?..
Ему никто не ответил.
— Пригласил бы раньше вас в гости, — жалким голосом пробормотал Гарей, — да вам ведь некогда, вы люди деловые. К тому же время такое трудное, сплошные потери…
— Не виляй хвостом, — сказал бригадир Якуб. — Мы не шутить сюда пришли!
— Присаживайтесь! — словно не слыша его, продолжал Гарей. — Не стесняйтесь, мы все люди свои…
— Мы не есть к тебе пришли, — резко оборвал бая Тимер, — а выполнять решение собрания бедняков, которое постановило тебя раскулачить.
— Постойте! Как же так? — побледнел Гарей и, задрожав, дико закричал: — Не имеете права! Я не позволю!..
— Вот тебе право! — вспыхнула Фатима и хотела дать ему пощечину, но Тимер схватил ее за руку.
— Не надо!
Увидев рассвирепевшую женщину, Гарей растерялся. Ишь, чертовка косматая!..
— Нате, берите! — взвизгнул он и бросил связку ключей вошедшим под ноги. — Все равно вас аллах покарает! Застрянет чужое добро в ваших глотках!..
— А то как же! Обязательно застрянет! — Гамир нагнулся и отдал ключи Тимеру Янсарову.
— Что делается в этом мире, вай! Что делается!.. — Гарей схватился руками за голову и упал на подоконник. Кубара всхлипнула и отвернулась к печи.
Стали составлять опись имущества кулака. Фатима перечисляла вещи, а Якуб записывал. Прошло какое-то время. Гарей не смотрел на то, что делается. Он вспомнил осень семнадцатого года, когда отбирали имение помещика Соколова. Собралась вся голытьба. Не было ни очереди, ни порядка: уносили что кому достанется. Булат тогда вытащил большое настенное зеркало, но оно не уместилось в его лачуге, что была похожа на курятник. Булат поставил зеркало у стены в горизонтальном положении. Подошел козел, увидел себя в зеркале, страшного и бородатого, начал бодаться и разбил его! Вот тебе и все! А Гарей взял себе только необходимые вещи, нагрузил ими три воза. Вдобавок стянул металлический ящик с деньгами — пригодятся. Золота не было, видно, удирая, хозяин забрал его с собой…
Фатима тем временем вытащила из сундука железную коробку, из нее вывалились бумажные деньги.
— Ба! Будем ли записывать это? — смеясь, воскликнула она и бросила несколько пачек к ногам бая. — Бери, может, николаевские еще послужат тебе!..
Описав домашнее имущество, бедняки вышли во двор.
— Ай, все пропало! — Гарей закрыл глаза, но душа его продолжала гореть. Голоса на улице не давали покоя.
Вон Гамир кричит что-то, уж больно бойкий стал! Нужно было раньше, когда травил хлеб скотом, долбануть его чем-нибудь по голове…
«Ах, собачье отродье!.. Он же знает, где спрятаны хлеб, сепаратор, стенные часы и другое! Туда и ведет Фатиму с Тимером. Конец, всему конец!..»
Красная пелена подошла к глазам Гарея. «Вся беда от Тимера, — шепчет ему кто-то. — Прикончи его! Так надо, так надо!..»
Но кто это шепчет: жена Кубара или покойный Вали-хазрат? Да, да, это Вали-хазрат! Вон из-за печи показалась его голова с трясущейся белой бородой…
Гарей бросился в сторону печи, но голова пропала.
«Ушел, но он же святой, он же указал мне дорогу!..»
Гарей достал спрятанный за печь наган, когда-то подаренный ему Курбановым. Вот что его спасет!
Подбежав к окну, он два раза выстрелил в Тимера Янсарова.
«Этот наган отца твоего прикончил, пусть и тебя к нему отправит…». Раздался грохот, окно окуталось дымом. Попал или нет!.. Все бегут к дому. Да, да, теперь все кончилось. Он снова выстрелил, но Фатима успела своим телом прикрыть Тимера.
Тимер поднял ее с земли.
— Какой же я дурак! — ругая себя за неосторожность, прошептал он.
В доме снова раздался выстрел.
Якуб с проклятиями прыгнул через порог в горницу.
— Где эта сволочь! Убью!..
Но Гарей лежал на полу бездыханным. Около него навзрыд плакала жена.
— Зачем не стрелял в меня! — причитала она. — На кого оставил?
Но Гарей не был мертв, он был оглушен выстрелами и лежал без сознания. Как только он пришел в себя, его вместе с женой отправили в район.
Происшедшие в Кайынлах события молнией облетели все окрестности. Накаляя страсти, подкулачники преувеличивали события, искажали факты… Они говорили, что какой-то вернувшийся из города комсомолец мазал дегтем ворота тех, кто не вступал в колхоз, женщину Фагилю повесили, потому народ не вытерпел и стал гнать его поганой метлой. А он, вызвав конную милицию, начал избивать людей плетками… Словно помещик Соколов, вызвавший конную полицию в пятом году!.. Но якобы нашлись смелые люди, которые, вооружившись косами и вилами, набросились на истязателей. Завязалась драка… Били, не разбирая, кого попало. А комсомолец, мол, начал стрелять в народ из нагана. Дальше — больше! Его и конную милицию скоро образумили. Каждый крестьянин взял свою лошадь, корову и айда в свой двор. За один час колхоз развалился… Весть об этом, естественно, мол, дошла до района, затем до Уфы, а позже и до самой Москвы… Виданное ли дело! Из Москвы Сталин прислал по железным проводам весточку: тех, кто насилует, — в тюрьму, чтоб следов их не было, а народ пусть живет так, как хочет… После этого председателя колхоза Султанова и того, что из города, взяли под ружье и увели. Все облегченно вздохнули. Так им и надо! А Фагилю с почестями похоронили, огородили могилу камнями. Не успели отойти на сорок шагов от могилы, как на нее сели два белых голубя. Видно, из святых она была, бедная…