Вместо уехавшего Шарафа комсомольским секретарем избрали скотника Байназара Кылысбаева.
Гариф Иртубяков был очень рад, что сын его поехал учиться. Каждому встречному-поперечному он говорит теперь одно и то же: «Сказал же я, что из Шарафа выйдет толк — учится. За одного ученого — десять неученых дают. Это очень правильная русская пословица! Когда началась революция, вернулся я с германской, ну и взяли меня в дивизию Чапая. Был я тогда усатым, как и он. Однажды Чапай дает мне газету: «Читай вслух солдатам!» А я ни бэ ни мэ! Он сразу смекнул, в чем дело: «Эх ты, — говорит, — а еще усы носишь!..» Пришлось со стыда сбрить их. А Шараф молодец! Раз учится, человеком будет. А то вздумал жениться! Не спеши, говорю ему, сперва ума наберись, а потом все будет: и невеста, и усы…
В деревне Кайынлы тихо в последнее время, а в других деревнях района борьба только разгорается. Остатки кулачества еще дают о себе знать. Много дел и у редактора районной газеты Хашимова. Секретарь его Нигмат Мансуров напечатал во вчерашнем номере такие стихи:
Просматривая газеты, Тимер хотел еще прочитать стихотворение Мансурова, по дверь открылась, и вошел Гариф.
Старик хитровато улыбнулся:
— А у тебя, сынок, радость! — сказал он. — Что дашь за это? — И спрятал руки за спину.
— Письмо? От кого?..
— А это сам узнаешь! Скажи сначала, что мне подаришь?
— Ладно, агай, дай письмо.
— Без подарка не отдам.
— Спляшу разок.
— И то пойдет.
Пришлось Янсарову плясать…
— Письмо было от Нины Кругловой.
— Нина! Ни-на-а! — не веря, Тимер затряс старика за плечи.
— Нина есть Нина, ты только меня не тронь. — Гариф-агай еле освободился от объятий Янсарова. — Ты сначала прочти его, может, и нет там радостных слов-то. Эх, молодость!..
«Мой дорогой Тимер, — торопливо начал читать он. Ах, писал ли кто ему так ласково!.. — Ты зря думаешь, что я тебя забыла. Это не так. Просто очень много дел, трудновато. Хорошо хоть старый большевик Михаил Петрович Ярцев мне помогает. Помнишь ли ты красавчика Бакалдина? Его исключили из комсомола: оказался сыном белого офицера. Посылаю тебе номер газеты «Наш паровоз», там прочтешь о злодеяниях старшего Бакалдина. Некоторые из наших товарищей поступили в институты. Хотела и я с ними, но начальник мой не отпустил, сказал, поработай еще. Очень соскучилась по тебе, даже во сне часто вижу. Но мы же не верим снам. Так что на Октябрь приезжай сам, жду тебя. Мама неоднократно спрашивала о тебе, она очень любит тебя. Эх, Тимер, молоды мы еще, очень молоды. Ну что мы понимаем, например, в вопросах любви? Для нас любовь — это дружба, рожденная совместной работой? Если так, то она проста и понятна. А влезть поглубже и времени нет, и ума маловато. Но душа покоя не знает, она жаждет любви, сложной и прекрасной… Но время покажет, какая она. Сейчас ясно одно: мы с тобой связаны какими-то нитями. Прочные они или гнилые — выяснит время.
Пишу тебе ночью. Мама спит. Тишина. Я одна. Ночью одной думается о многом. Захотелось, чтоб ты был рядом. Ведь мы никогда не унывали, если были вместе.
Пишу еще раз: приезжай на праздники, а то рассержусь.
С комсомольским приветом Нина».
Тимер прочитал письмо, и сердце его заколотилось. Позабыв, что рядом стоит Гариф-агай, он закричал:
— Еду! Еду!..
— Пригласила?
— Что?
— Любимая зовет?
— Да, агай, приглашает на праздник Октября.
— Хорошая, видать, девка. Конечно, поезжай. Русская?
— Да.
— А что? Все люди одинаковы, была бы только любовь. Вон мой дед в 1812 году привез француженку, из Парижа… Очень хорошо жили, дружно… Только твоя не заманит тебя к себе?
— Зачем?
— Как бы не оставила наш колхоз без председателя.
— Не оставит.
— Тогда ладно. Молодец. Если напишешь ей письмо, передай и от меня привет. От Гарифа, мол, Иртубякова, внятно напиши…