— Правильно! — охотно подтвердил Хашимов.
— Верно и другое, — сказал Даутов, — о чем упомянул ваш корреспондент. Смуту сеют остатки кулаков.
— И мне это приходило в голову, — сказал Тимер. — Но очень уж они осторожны, трудно напасть на их след.
— А вы больше опирайтесь на сознательных колхозников, тогда дальше увидите и больше услышите. Руководитель должен быть не только сознательным, но и чутким.
— Понимаю, товарищ Даутов.
— Если понимаете, очень хорошо. Но надо уметь применять свои знания в жизни. Постойте-ка, я вас познакомлю с одним интересным документом. — Даутов встал и принес из сейфа бумагу. — Вот шифрованная телеграмма. Кулак Гарей Шакманов сбежал из лагеря.
— Не может быть?!
— Вот вам и «не может быть». Ведется его поиск, и рано или поздно нападут на след. Он стреляный волк. И если тут не осталось у него каких-либо ценностей, в эти края, где его все знают, он и носа не сунет. Но как знать! Все же надо прислушиваться и приглядываться. Вы знаете, что в районе появилось много посторонних, ходят какие-то нищие, бродяги. Кто может гарантировать, что под лохмотьями не скрываются настоящие кулаки?
— Никто.
— По-моему, — сказал Даутов уверенно, — и гибель телят в колхозе, и это заявление, а также разложение трудовой дисциплины — все связано. Здесь чувствуется чья-то опытная рука. Так вот, надо немедленно провести собрание, прямо и открыто поговорить с колхозниками. В Кайынлы с тобой, товарищ Инсаров, поедет Хашимов. Он хорошо знает людей в деревне, вместе и собрание проведете.
— Хорошо, товарищ Даутов.
— До свиданья! — Даутов протянул руку. Но Тимер не спешил уходить даже после того, как попрощался с секретарем райкома. Он с улыбкой взглянул на Галяу и сказал:
— Значит, ты не скажешь мне, кто этот корреспондент? Что ж, понимаю, нельзя. А парень этот мне нравится.
— Что же делать? Сказать? — нерешительно обратился Галяу к Даутову. Тот промолчал, а Тимер рассмеялся:
— Тебе виднее.
— Правильно, — сказал Даутов. — Это дело твое. Ты лучше меня знаешь, что делать в таких случаях.
— Он свое имя не скрыл. Если бы мы опубликовали письмо, всем бы стало известно, кто его автор.
— Тогда нет необходимости и скрывать, — сказал Даутов.
— Хорошо, скажу. Тимер, этот человек состоит с тобой в одной комсомольской организации.
— Ну тогда я знаю, кто он. Байназар Кылысбаев.
— Допустим, что он.
— Если он, спасибо ему, вовремя предупредил. Теперь мы с ним станем близкими друзьями.
— Ладно уж, идите, — поторопил их Даутов и проводил из кабинета.
Когда друзья вышли за дверь и стали спускаться по лестнице, Галяу приостановился и спросил у друга:
— В город-то зачем ездил?
— Да были всякие мелкие дела.
— Ну а все же?
— Купил для колхоза радиоприемник, книги для библиотеки, сепаратор, запасные части к молотилкам.
— Очень хорошо. Напиши об этом информацию в газету. А еще?
— Есть у меня любимая девушка.
— Ага, сердечные дела. Кто она?
— После покажу, если поженимся.
— Ладно. Дело это тонкое. Лучше не говорить, чтоб не сглазить. Всякое бывает. Но и колхоз — дело сердца, и дело это надо любить так же горячо, как и невесту. А дела в колхозе «Куряш»… — Галяу только присвистнул.
— Знаю, — сказал Тимер. — Сначала я не совсем понял ситуацию. Если бы наш колхоз распался, это отразилось бы и на других. Я только не понимаю, почему Даутов не пропесочил меня как следует.
— Ведь я же когда-то тебе говорил, какой это умный человек. Не пропесочил потому, что верит в тебя. В людей верит. И знает, что колхоз с честью выйдет из трудного положения. Если мы не сумеем провести собрание, не только пропесочит, плясать заставит! — сказал Галяу.
Только около одиннадцати редактор подписал номер газеты, который должен был выйти завтра. После этого они поехали в колхоз «Куряш».
Из разговоров с подавшими заявление о выходе бригадир Мурзабаев кое-что узнал. Оказывается, в деревню приезжал какой-то слепой гадальщик, ночевал он у Хайретдина, а наутро исчез.
Гадальщик был горбатый, слепой, с огромной, словно лопата, бородой, в темных очках. Старик «гадал» верно, рассказывал все, что пришлось за последнее время пережить хозяину, даже назвал правильно имя его давно умершего отца. Хайретдин просто поразился. Он даже подумал, что это пришел Хызыр-Ильяс, покровитель бедных и униженных, и пожалел, что, когда здоровались, не пощупал у того сустав большого пальца. Если бы сустава не оказалось, то сомневаться бы не пришлось, что это святой.