Они подошли к конюшне бригады Мурзабаевой, но здесь никого не было, ворота открыты настежь.
— Куда же подевались конюхи? — Фатима обошла вокруг конюшни. — Эй, Харис! Абдулла! Наверно, зашли к Харису погреться. Сейчас я схожу за ними.
Галяу удержал ее.
— Какой его дом? Этот, что за садом? Я сам схожу.
— Ладно, — согласилась Фатима.
Галяу ушел, а остальные зажгли фонарь и вошли в конюшню. Свет фонаря осветил разрушенные ясли, не чищенный давно пол. Нина обратила внимание на худобу лошадей, невольно сравнив их с лошадьми ломовых извозчиков. Городские лошади казались куда упитаннее, круглые, как бочки, будто надутые. «Плохо, пожалуй, кормят,» — подумала она. Фатима, заметив ее недоумение, спросила:
— Что, не похожи на городских коней?
— Не похожи, какие-то мелкие, худые.
— Мелковаты, это правда. Но они не ниже средней упитанности. Но как ты их ни корми, они никогда не будут похожи на городских лошадей.
— Почему?
— Потому, что это другая порода. Это горные лошади.
Нине стало неловко за свои незнания, неумение различать породы. И все же ей было известно, что жеребых кобыл держат отдельно, поэтому она спросила:
— А жеребые кобылы есть?
— Есть, но все они содержатся отдельно, — Фатима, светя фонарем, повела Нину и Нигмата на другую половину конюшни. — Вот они. Наш председатель очень требовательный человек. Видите, кобылы совсем в других условиях. — Она похлопала по крупу одну лошадь и улыбнулась. Нпгмат, который все время молчал, понял, что Нина неважно разбирается в лошадях, и сам стал задавать вопросы.
Галяу в это время подошел к дому Хариса. Свет не горел, хозяева, видно, легли спать. Он постучал, и ему тут же открыли.
— Господи, кого это принесло, — пробормотала Магуза, зажигая лампу. Увидев незнакомого человека, она испугалась. — А я-то думала: сам вернулся — и открываю спокойно. Кто ты? Чего бродишь по ночам?
— Не бойся, я по делу пришел. Где Харис-агай?
Магуза, прежде чем ответить, с ног до головы оглядела парня и, успокоившись, спросила:
— Ты что, уполномоченный? Или кто?
— Уполномоченный.
— Вот и хорошо, что пришел. Садись-ка давай, — с уважением сказала она. — Этого Хариса совсем уж испортили. Как ночь, так и уходит, мол, к лошадям. А черт знает, не то он у лошадей, не то у чужих. А я тут, дура, одна томлюсь да переживаю. Девушкой-то я совсем не такая была. А теперь и смотреть не на что, кожа да кости. Старики прежде говорили, если муж заботливый, и жена в хорошем платье ходит. А он совсем иссушил меня… Думаешь, он ухаживает за лошадьми? Ему и дела-то до них нет, одно вино у него на уме.
Болтливая Магуза, конечно, сгущала краски, но Хашимов, опытный газетчик, умел извлечь зерно истины из любого разговора. Сейчас его интересовало состояние лошадей, и, если даже сотая доля из того, что говорила Магуза, правда, следовало принимать какие-то меры.
— Уберите его от лошадей, — продолжала между тем Магуза. — Разве он смыслит что-либо в этом? Хоть бы уж научился толком присматривать за детьми и женой, и то слава богу.
— Ладно, скажу, — согласился Галяу. В это время кто-то постучал в окно.
— Ну, кажется, вернулся наконец бродяга.
Хашимов поднялся с места:
— Я выйду встречу.
Но на улице он увидел не Хариса, а членов бригады и бригадира.
— Почему так долго? — спросила Нина. — Мы уже волноваться стали.
— Да дома его не оказалось.
— Да уж если попадешь к этой Магузе, не скоро освободишься, — сказала Фатима. — Есть за ней такой грешок — болтливость. Из мухи слона сделает.
— Это есть, — согласился Хашимов. — Но на мужа жалуется она не напрасно. Конюх из него неважный.
— Правильно, — поддержал Нигмат. — Если бы лошади умели разговаривать, они бы много чего нам порассказали о Харисе.
Они направились в бригаду Якуба. По дороге им попался пьяный. Он шел, спотыкаясь и что-то напевая себе под нос.
— Это Харис, — прошептала Фатима.
— Ах, значит, вот он где болтается! — рассердился Галяу и загородил Харису дорогу. — Что же это ты делаешь, Харис?
— Проваливай давай, не болтай. Я сам знаю, что мне делать!
— Оставь его, все равно ничего не докажешь, — сказала Фатима. — Не видишь разве, какой пьяный? Лыка не вяжет. Завтра я с ним поговорю.
Галяу понимал, что с Фатимы как с бригадира спросу пока нет, она всего два дня на работе, но он очень рассердился на Тимера Янсарова. Язвительные, резкие слова так и просились на язык, но его сдерживало присутствие Нины. Кроме того, он вспомнил советы Даутова быть сдержанным, никогда не делать поспешных выводов. Надо было еще осмотреть другие бригады, по состоянию одной трудно судить о делах в колхозе.