Все это подметил Тимер и, чтобы понять смысл этого, пришел однажды в конюшню, где застал лишь одного Гамира. Он поздоровался с ним за руку и сказал:
— Как дела, агай? Хорошо нагуляли своих коней?
— Нельзя сказать, чтобы плохо.
— То-то я и смотрю, каждый день устраиваете вокруг горы скачки, — завел Тимер окольный разговор, не решившись спросить прямо.
— Какие скачки?
— А вокруг горы Баим.
— А, вон ты про что, оказывается. — Гамир хитро улыбнулся. — Так ведь и ты тоже. Уж и женщины над тобой стали смеяться, мол, что это такое с Тимером: каждое утро бегает по двору.
— Это же зарядка. Что тут смешного?
— Какая же польза от твоей зарядки?
— Пользы в ней много, агай. Настроение поднимается, аппетит. Хорошо работается после зарядки.
— Если так, то выходит, что и мы делаем лошадям зарядку. Лошадь животное, но, как и человек, любит уход. Нельзя же ее держать взаперти, как гуся, которого откармливают. Пропотеет лошадь от скачек, и настроение у нее другое, и поест с аппетитом, и поработает лучше. Понял теперь?
Хоть и не совсем поверил Тимер словам Гамира, но ничего возразить не смог.
— Понял. Только вы уж их сильно не заряжайте.
— Да нет, мы в меру. Настоящая зарядка начнется во время сева…
А посевная приближалась. У Фатимы дел было много. Прежде всего еще раз надо было проверить семена на всхожесть. Некоторые посмеивались, чего, мол, их проверять, но Якуб Мурзабаев схватился за это дело обеими руками. Правда, осенью семена были проверены в лаборатории районного земельного отдела, но за зиму мало ли что могло случиться. Проверка показала, что всхожесть у пшеницы низковата. В это же время женщины в ее бригаде начали собирать золу и птичий помет. Тимер велел поддерживать каждое мероприятие Фатимы и скорее распространять его по колхозу. В короткое время Фатима добилась многого, колхозники стали уважать ее и прислушиваться к каждому слову. Популярность Фатимы между тем очень огорчала старика Гарифа. «Вот ведь лохматая голова, — думал он. — Знает больше любого мужчины. Я всю жизнь хлеб выращивал и, оказывается, ничему не научился». И ему хотелось самому что-нибудь придумать толковое, чтобы и о нем заговорили люди.
По ночам теперь он не мог спокойно спать. Магфия сначала не обращала на это внимания, решила, что старик думает о работе, пора горячая, хлопот много.
Как-то вернулся из правления, будто в воду опущенный. Оказывается, пришла районная газета, и там был напечатан очерк Хашимова о Фатиме. Ее называли новым человеком, зачинателем добрых дел. «А разве я старый? — терзался Гариф. — Дело не в возрасте, а в молодом сердце.»
Магфия сразу почувствовала, что старик вернулся сам не свой, но она не понимала причины его расстройства. Быстро накрыла на стол, но Гариф почти не притронулся к еде. После обеда прилег отдохнуть.
— Уж не заболел ли ты, старый? — сказала Магфия, подсев к нему поближе.
— На это грех жаловаться. Только вот почему-то гнетет тоска.
— Может, от сына нашего какие-нибудь невеселые вести?
— Да нет.
— Почему же тебе тоскливо? Ты уж не скрывай от меня.
— Начнешь допытываться, все жилы вытянешь.
— Да разве я допытываюсь? Коли уж прожили вместе всю жизнь, как мне за тебя не беспокоиться? О чем думаешь-то, скажи?
— О своих делах я думаю, как вот сев проведем…
— Разве сев мужское дело? Вон русские женщины на овощном огороде всю работу сами делают, без мужиков справляются.
Старик Гариф чуть не вскочил, будто нашел вдруг то, что давно искал. Вот чем ему надо заняться — овощные огороды!
— Правильно, старуха. Русские женщины справляются, а наши смогут ли?
— Да ведь если взяться как следует. Вон посмотри, что Фатима делает.
Напоминание о Фатиме немного расстроило Гарифа, но он тут же забыл о ней. Мысль об овощеводстве разгоралась в нем. Овощеводство должно принести большую пользу колхозу. И место есть для огородов. Река Муйыллы прямо за деревней вливается в Акселян. Там в этой пойме посади овощи, уродятся на славу. До революции еще в деревне жил старик Зариф, так он жил с одного только овощеводства и с рыбы. Запрудил Муйыллы, разводил в пруду щук, линей, карасей, а на огороде выращивал огурцы, ягоды, капусту. Жили они вдвоем со старухой да с дочерью. Выращивал он и землянику, и смородину, и вишню, и даже крыжовник. А какие были арбузы, дыни, тыквы!
Крепкий был старик Зариф. С раннего утра, бывало, уже на огороде трудится. Мечтал заложить яблоневый сад, но голодный год крепко ударил по его хозяйству. Речка почти пересохла, едва журчала. Старик распродал имущество и уехал в Ташкент.