Почему и ему, Гарифу, не продолжать дело Зарифа? Тогда тот один мучился, а сейчас колхоз — сила, которая быстро превратит долину Муйыллы в цветущий сад!
— Ну-ка, старуха, подай мне сапоги, — сказал Гариф, когда обдумал свои мысли.
— Что же ты не полежал нисколько? — удивилась Магфия.
— Сейчас не до лежанья мне, надо за дела приниматься. Хороший ты мне совет дала, Магфия. Спасибо тебе.
Он быстро оделся и ушел, оставив жену в недоумении. В правлении он застал одного Тимера, чему очень обрадовался. Не торопясь, обстоятельно он рассказал о своих мыслях, о старике Зарифе, как тот выращивал овощи.
— Знаю Зарифа, — сказал Тимер. — Помню, мы еще мальчишками полезли в огород за огурцами. Залегли у плетня и ждем, когда старик уйдет. Вдруг видим, идет к нам, мы готовы были сквозь землю провалиться. А он собрал огурцов полный подол и говорит: «Мальчики, вставайте, вот вам гостинец от меня. Когда надо будет еще, приходите ко мне». И каждому вручил по два огурца. Славный был старик. Больше в огород мы к нему не лазили.
— Огород старика Зарифа был, конечно, величиной с ладонь, — сказал Гариф. — А мы, колхоз, можем превратить долину Муйыллы в сплошной сад. Там самое малое пять десятин земли.
— Земля есть, и воды сколько хочешь, только нет у нас человека, который бы понимал в овощеводстве, — задумчиво сказал Тимер.
— А вообще-то ты одобряешь мою мысль?
— Больше чем одобряю. Прекрасная мысль!
— Если одобряешь, то человека я тебе найду. Помнишь моего знакомого Михайлу, который валяет валенки в артели? Сейчас работы у него нет до зимы. Возьмем да и пригласим его, вместе с женой Александрой Дмитриевной. Она женщина работящая, понимающая в этом деле. Михайлу поставим бригадиром, приставим к делу человек десять или пятнадцать женщин, и хорошая будет бригада.
— А согласится ли твой друг Михайла?
— Это уж ты мне поручи. Завтра же съезжу и переговорю, как раз базарный день.
— Ладно, коли так, попробуй уговорить.
На другой день вечером Гариф вернулся от Михайлы, получив от него согласие. У реки ему встретились люди из бригады Якуба. Кто-то из них пошутил:
— Гариф-агай, что-то не сбываются твои предсказания.
— Это почему же?
— Да ты ведь говорил, что Акселян нынче разольется рано и сильно. А лед, видишь, какой крепкий и не шевелится.
— А ты над старшими не смейся, браток, а то рот перекосит, — сказал Гариф и показал кнутовищем на рукав реки. — Видишь, вон торчит сухостой?
— Вижу, ну и что?
— Что с ним такое?
— Дрожит от ветра.
— Как же тебе, от ветра. И ветра-то нет никакого. Дрожит, потому что усиливается течение, напор воды. Так что лед еле держится. Да что объяснять бестолковому человеку! — И он погнал лошадь. Человек что-то крикнул вдогонку, но старик не расслышал.
Гариф распряг лошадь и решил прежде чем идти домой повидаться с Тимером Янсаровым, сказать ему приятную новость, что ему удалось уговорить Михайлу. Тимер по лицу Гарифа сразу догадался, что дело вышло, но все же спросил:
— Ну как, удачно съездил?
— Раз уж за это дело взялся я, и говорить нечего. Приедут оба. Послал вот семена огурцов, арбузов, дынь. Александра Дмитриевна сажает рассаду.
Рассказав новость, очень довольный собой, он ушел домой. Еще вечером на реке было тихо, но где-то среди ночи река пробудилась и, будто великан, подняла на своей спине лед, круша и ломая его, вышла из тесных берегов и разлилась во всю ширь. Воздух гудел от ледохода. Старик Гариф, которого мучила бессонница, улыбнулся про себя: «И все-таки я оказался прав».
Когда люди встали утром, с трудом узнали свой Акселян, так он разлился, совершенно затопил место старой деревни, где когда-то мучился прасол Хисами, пытаясь повернуть течение реки.
Ночью прошел теплый дождик, земля умылась и посвежела, разомлев, лежала под теплым солнцем. Над землей курился прозрачный голубоватый парок. Вот и пришла весна!
Через несколько дней в колхозе уже вышли на боронование. С первых же дней дела пошли намного организованнее, чем в прошлом году. И настроение у людей было другое. Особенно радовался Якуб Мурзабаев. Целыми днями он пропадал в поле, там и обедал, там и спал. Даже в конце первой пятидневки на совещание по подведению итогов едва дозвались. После совещания он отозвал Тимера в сторону и зашептал на ухо:
— Ты этими совещаниями не очень-то увлекайся, товарищ Янсаров. Сейчас надо работать да работать. Весной не поработаешь до пота, осенью хлеба не поешь.