Но Фахри вытащил из-под кровати сыромятную, нарядную уздечку и заорал на жену:
— Дай мою одежду!
— Зря ты встаешь на дыбы, Фахри! — попыталась урезонить его жена. — Если тебя вдруг выгонят из колхоза…
Она со слезами обняла его и стала ласково отговаривать. Но Фахри не замечал ее слез и ничего не слышал. Он принял сумасбродное решение и весь подчинился своей цели. Он заставил жену достать шапку из выдры, сатиновую рубаху и яловые сапоги, полученные на прежних сабантуях в качестве призов, быстро оделся и, крепко сжимая в руках уздечку, выскочил на улицу.
Часто впустую, по пустякам, сжигает себя человек, а жизнь все продолжает идти своей дорогой. Вон и Акселян, так бурно разлившийся весной, начинает уже входить в свое привычное русло.
Солнце печет. Девушки сажают у реки Муйыллы рассаду и весело поют. Старик Михайло дымит самосадом. Его собака растянулась рядом и виляет хвостом. И она наслаждается теплым весенним солнышком и той жизнью, которая ей отпущена под этим солнышком…
Радовался и Гамир, который лежал на телеге у конюшни. Он без конца тянул одну и ту же песню:
Первого мая он получил от колхоза подарок за хорошую работу, впервые в своей жизни услышал «спасибо» при всем честном народе, которое сказал ему Тимер Янсаров. Кроме того не сегодня-завтра он ждал рождения сына. И был уверен, что родится мальчик. Даже имя они с Шарифой придумали — Дамир. Очень хорошее имя. Мальчик не останется безграмотным, как его отец. Сначала закончит сельскую школу, потом поедет учиться в город, куда ездила Бибинур. Большой человек из него выйдет, в такое хорошее время все возможно. Вон солнце зашло за тучи, и стало прохладно. Эх, как хорошо жить на свете! Чувствовать тепло и прохладу, и человеческое добро…
Фахри издалека услышал запах лошадей, конюшни, почуял, будто волк. Ноздри у него раздулись, и он побежал быстрее.
Услышав шаги, Гамир вскочил. Оборвались его сладкие мечты. Он сразу понял, что Фахри пришел с дурными мыслями, понял по его взбешенному взгляду, однако сделал вид, что ничего не заметил.
— А-а-а, это ты, Фахри! Это что у тебя за уздечка? Очень красивая уздечка. Как раз для рыжего коня.
То, что Гамир встретил его спокойно, немного остудило Фахри. И он тоже поуспокоился, сказал буднично:
— Эй, выведи-ка рыжую!
— Так ведь она еще не накормлена, — рассмеялся тихонько Гамир, склонив голову на бок.
Фахри показалось, что Гамир издевается над ним, и снова разошелся:
— Говорят тебе, выведи!
— Вот вечером, когда сменишь меня, выводи какую хочешь лошадь, а сейчас я тут командую, — сказал Гамир и встал на пути у разъяренного борца. — Не дам! И на меня не ори! Иди вон в правление да там и ори, если ты такой смелый.
— Ах ты так?! — Фахри одной рукой отбросил Гамира в сторону и вошел в конюшню. Оседлать рыжего было делом одной минуты. Скакун, почувствовав сильную руку своего прежнего хозяина, резвясь, выехал из конюшни. Гамир успел схватить за повод, но что может сделать пеший против конного?
В колхозе поднялся шум. Побежали в дом Фахри. Хаерниса рыдала, и ничего у нее толком добиться не удалось. Якуб Мурзабаев возроптал было на старика Гарифа, мол, как это он мог допустить такое, но Тимер всю вину взял на себя:
— Старику не говори ни слова, он не виноват. Моя вина. Ошибся я в Фахри по своей молодости да неопытности. А может, еще и вернется, не уедет далеко…
Но Фахри не вернулся. Когда он узнал, что сабантуй в Максютово отменен, уехал, не останавливаясь, в сторону Оренбурга.
Много всяких слухов ходило о нем. Кто-то рассказывал, что видели его в городе, где он продал коня, а потом подался в Ташкент. Но большинство людей в это не верили. Разве мог Фахри расстаться со своей рыжухой? Ведь к нему прикоснулся дух коня.
Те, кто придерживался такого взгляда, охотнее верили другой версии, что когда Фахри выехал из Максютово, то поскакал, как бешеный, куда глаза глядят. После того, как проехал Кагарлы, рыжая не вынесла скачки и пала. И будто сам Фахри бросился в реку, сказав свои последние слова: «Человек без коня, как птица без крыльев».
И вправду, трактористы, которые вели в совхоз машины, встретили человека, который стоял на коленях около павшей лошади. Дело понятное: крестьянин, лошадь его пала, вот он и горюет. И они не стали останавливаться.
А это был действительно Фахри. Обняв голову рыжухи, он как будто окаменел, ничего не замечая вокруг: ни мух, которые облепили коня и его самого, ни времени, ни холода, ни голода. Слезы тихо бежали у него из глаз. Так он и заснул на сырой земле, когда пришла ночь. А ночь была темная, холодная, потому что стояла еще весна.