— Не знаю, — честно призналась девушка, убирая пальцы с клавиш и оборачиваясь к нему. — Я с удовольствием ходила в музыкальную школу и окончила ее с отличием, все эти годы дома часто садилась за инструмент, разучивая и разбирая новые произведения. Безусловно, у меня есть любимые. И здесь я периодически что-то исполняю для гостей, но никогда не думала связать свою жизнь исключительно с музыкой. Родственники настаивали на реальной профессии, и я с ними была согласна. К тому же и с языками у меня проблем не было, уже на первом курсе стала подрабатывать переводами, а к пятому у меня были постоянные клиенты. Музыка всегда для меня была отдушиной, возможностью забыться и отстраниться от всего.
— А как же «Школа туризма»? — спросил он.
— Туда я поступила, когда начала работать в Сиренево. Мне казалось, что должна иметь специальное образование и во всем разбираться. Но теперь я понимаю, наверное, следовало бы на истфак поступить, чтобы стать экскурсоводом, или изучать искусствоведение.
— Мне кажется, ты и так неплохо справляешься со всем, что связано с Сиренево, а туристов, которые бывают здесь с экскурсией, да и отдыхающих тоже, куда больше интересует твоя личная история, связанная с Четвертинскими, чем, скажем, история создания вон той картины, — мужчина кивнул в сторону французского окна, рядом с которым висело большое полотно известного художника, написанное в начале двадцатого века.
— Вот как раз об этой картине мне пришлось искать информацию в интернете, как, впрочем, и о многих вещах и скульптурах, которыми обставлен Большой дом и флигели!
— Кстати, сегодня во время прогулки хотел зайти в один из них, но оказалось закрыто!
— Когда посетителей нет, мы закрываем оба флигеля. Если хочешь, завтра я организую тебе экскурсию.
— Хочу, — кивнул мужчина и снова сделал глоток. — Дома в курсе, что ты сегодня снова не придешь ночевать? — спросил он, меняя тему разговора.
— А я разве говорила, что останусь в Сиренево? — едва заметно улыбнувшись и приподняв брови, уточнила девушка.
— А я не спрашиваю, просто ставлю тебя в известность, что не отпущу! — склонившись, он приподнял ее лицо, коснувшись пальцами подбородка, заставил смотреть в глаза. — Позвони домой, бабушка точно будет волноваться! — попросил он.
— Хорошо, — она кивнула и отвернулась. — Пойдем погуляем?
— Зачем? У меня есть предложение получше, — кривовато улыбнулся он. — Сказать какое?
— Нет, раз я остаюсь, мы пойдем гулять! — ответила она и встала. — Встретимся через пять минут в холле!
Матвей тяжело вздохнул.
— Не понимаю, зачем тратить время впустую, — сказал он ей вслед. — Уже сейчас я мог бы ласкать тебя на кушетке у камина, это было бы куда приятней сырости и мрачности старого парка!
— Почему ты каждый раз оттягиваешь неизбежное? Ты ведь тоже сейчас думаешь только о том, что будет через полчаса! — продолжил Гончаров, когда они вышли через веранду на улицу и, пройдя вдоль стены хоздвора, свернули к аллее, что пересекала старую часть парка. Здесь было уединенно и немноголюдно в любое время года, а уж сейчас они и вовсе были одни. Деревья-великаны обступали со всех сторон, пугая. Меж ними клочьями продолжал плавать туман. Свет одиноких фонарей почти не рассеивал мрака осенней ночи. К тому же заметно похолодало.
Они неторопливо брели по аллее. Матвей курил и держал ее за руку, а Юля не возражала.
— А как же романтика? — немного помолчав, спросила девушка.
— О, эта штука нам, мужчинам, может доставить немало хлопот! Когда девушка вспоминает о романтике, сразу становится ясно, ничего хорошего не жди! — засмеялся Гончаров. — И лучше сразу заканчивать!
— Почему? — обернулась к нему Юля. — Ты не похож на грубого мужлана, для которого важен лишь секс!
— Для меня в большинстве своем важны лишь удовольствия, все, которые только может предложить жизнь! Реальные, которые можно получить за деньги или в силу личного обаяния.
— Но ведь сердце и душу не купишь за деньги! — вырвалось у нее.
— А это важно?
— А разве нет?
— Нет, потому что вот с этого момента начинаются сложности, и ничем хорошим, как правило, они не заканчиваются!
— Ты не веришь в любовь?
— Нет, — Гончаров снова засмеялся.
— Неужели в Москве все так печально?
— Я бы сказал, честно!
— Неужели ни одна из всех дам, которые были с тобой, не признавалась тебе в любви?
— Нет, потому что они знали, со мной это не прокатит! А почему тебя это так интересует? Хочешь признаться мне в любви? — хохотнул он.