Внутри все было куда менее мрачно: белые стены, пол и потолок, белоснежная форма санитаров и халаты пациентов, а также особые “костюмы”, цвета первого снега, для буйных пациентов и огромное множество ламп, свет которых многократно отражался от всех поверхностей, не давая создаться здесь ни единой тени. Хотелось поскорее убраться отсюда. Невозможно было ощутить спокойствие темноты, даже закрыв глаза, свет проникал сквозь веки, ослепляя тебя.
Меня встретили очень гостеприимно. Не стали спрашивать ни о чем, кроме фамилии и имени девушки, даже не поинтересовались целью моего визита. Они видели столько безумия, что искали спокойствия где угодно и старались не нарушать чужое, зная ему цену. Меня заставили надеть халат, чтобы не возбуждать пациентов своим видом, несколько отличавшимся цветом от общего омерзительного. Главный доктор “клиники”, как он её называл, решил лично меня проводить.
- Пару дней назад мы выключили свет в коридоре…, - неожиданно начал мой спутник. - Это был ужас. Она начала кричать, говорить с кем-то: просила его убить её, выпотрошить, прекратить страдания, забрать к подругам. Все тогда сильно перепугались. Ей пришлось вколоть огромную дозу успокоительного, а всем работникам выпить чаю, чтобы прийти в себя. Вокруг её комнаты теперь всегда горит свет. Как можно ярче, ярче… Не знаю, зачем я вам это говорю. Может просто устал от всего этого, - доктор тяжело выдохнул. Он и, правда, сильно устал, такими разговорами он сбрасывал часть всего того, что накопил за долгие годы работы здесь.
Доктор не стал входить в “комнату” девушки, лишь попросил не мучить её воспоминаниями.
***
“Никогда не забуду вкуса её слез, постоянного отчаяния и непрекращающегося желания умереть” – от воспоминаний по всему телу пробежала дрожь.
***
Ничего нового. Каждое слово мне приходилось вытягивать из неё, и вытянуть больше, чем знал я сам, я просто не мог. Девушка боялась даже смотреть на меня, и я чувствовал, как знание этого все больше порождало во мне ощущение собственного превосходства. На мгновение даже захотелось напугать её: “БУ”, и вот она уже визжит от испуга. Тогда я понял, что пора уходить.
Попрощался, развернулся, последний раз посмотрев на неё: не смотря на боязнь темноты, она постоянно прятала свое лицо за длинными черными волосами. Сделал шаг к двери. Она схватила меня за руку, легонько, как ловят руку близкого человека в бесполезной попытке остановить его.
- Он ждет в особняке, - прошептала девушка, тут же убежав в угол комнаты, пытаясь спрятаться там.
Я вышел в коридор и направился к выходу, ни на секунду не замедляясь и чуть не забыв попрощаться с доктором. Только пройдя пару шагов после выхода за ворота лечебницы, я остановился. Ко мне начало приходить осознание слов, сказанных мне перед уходом. “Он ждет…” - убийца точно знал, что я приду сюда; был на шаг впереди. “…в особняке” – его дом, его правила. Я почувствовал себя пешкой, игрушкой, что послушно следует намеченному пути, развлекая своего хозяина и думая, будто она принимает решения сама.
Отчаяние пожирало меня изнутри. Я ехал в машине к особняку, совершенно не видя других путей. Оно оставляло за собой лишь злобу. На улице уже стемнело, наступила долгожданная тьма. Я не мог ничего сделать, я был слишком слаб. Вдали виднелся металлический забор старого здания. Надежда во мне горела не ярче меня самого. Я остановился у ворот, открыл их и сделал шаг к особняку.
Запись 6
Дом завораживал меня, его окружало спокойствие и безмятежность. Он не обращал внимания на остальной мир, что постоянно рос и изменялся, а оставался верен тому времени, в которое был построен. Просторный участок, на котором стоял особняк, напоминал о том, что когда-то люди покупали лишь землю, чтобы потом построить на ней настоящую крепость для своей семьи.
Ступенька крыльца предательски заскрипела, сообщая всем, что кто-то осмелился нарушить спокойствие старого дома. Я застыл, ожидая услышать движение по ту сторону двери, но там была только тишина. Шаг, и вот я перед самой дверью. Даже в темноте были видны фрагменты неповторимого узора, некогда украшавшего эту, поросшую мхом, доску, что разделяла века. На меня накатила тоска, чувство, приносящее больше страдания, чем самое глубокое отчаяние. Я медленно зашел внутрь, стараясь, как можно аккуратнее, закрыть за собой дверь.
В нос ударил тяжелый запах сырости и гнили, что пропитал весь этот дом и так плохо сочетался с его наружным видом. Внутри царствовала кромешная тьма, сопротивляющаяся лунному свету, что проникал в дом через обилие трещин и окон. Стены, пол, потолок, все гнило и разваливалось, было готово обрушиться на тебя в любой момент… Но я был спокоен. Я не чувствовал никакой опасности или страха, будто организм позабыл о необходимости бояться и быть настороже.