Когда рождался стук
Семилетняя Эльза частенько пряталась под одеялом, особенно ночью, когда ужасная когтистая ветка царапала окно. Пряталась, затаив дыхание и даже не моргая, словно вновь смотрела один из тех ужастиков, от которых потом было невозможно уснуть. Лунные лучи осветили комнату, прогнав темноту рядом с пушистым полосатым ковром. На улице проревела какая-то машина и тишину на мгновение нарушил жалобный собачий вой. Наверное опять дворняжку сбили. Скорее всего старушку Малибу, которая время от времени преследовала проезжающие автомобили. Но Эльза не испугалась, не подорвалась сразу смотреть что да как, а лишь крепко сжала кулачки возле лица и ждала. Ждала, когда вернется стук. Он рождался ровно в полночь. Эльза много раз говорила об этом маме и старшей сестре, но они редко слушали ее. Чаще смеялись. Чаще отмахивались от нее. Ну правильно, ведь они никогда не засыпали с ужасом в душе, а маленький плюшевый медвежонок с пришитым мечом не превращался для них в единственного защитника, готового отдать жизнь, если бы у него таковая была. Эльза прижала его к груди. Дышала медленно, поджала пальчики на ножках. Боялась даже моргнуть. Легкий сквозняк трепал прозрачные занавески. Лето в этом году выдалось знойным, и пока мало что спасало от невыносимого пекла. В такие минуты она вспоминала синие розы мисс Вьюн, их аромат толченой черники, настолько прекрасный, что от него всегда текли слюнки; вспоминала, как соседский хулиган Джордж Холл вместе с отцом тащили из машины ведра с грибами и особенно как сверстники обстреливали друг друга из водяных пистолетиков до тех пор, пока кто-то не сдавался или не находил работающий шланг на чьем-нибудь газоне. Она вспоминала, как однажды в пожарный гидрант, стоящий неподалеку, врезалась машина и всех, в том числе и саму Эльзу, обрызгало освежающей холодной водой. Она вспоминала, но... Стук. Затем еще один и еще. Вскоре он сменился на звук падающих бусинок. Никого не было видно, но сердце билось, билось и билось. Дышалось трудно, хотелось убежать, но одеяло прижало, словно груда камней. Заскрипела люстра. Затем падающих бусинок стало больше, и все это сводило Эльзу с ума. Она закрыла ладошками уши, отвернулась в угол. Было не просто страшно - было холодно, мурашки бегали по всему телу, а в горле будто застрял ком. Неожиданно сквозняк сменился ветром, который вряд ли мог появиться от одной лишь форточки. Что-то распахнуло окно, залезло в маленькую комнату испуганной одинокой девочки, прижавшей к груди маленького плюшевого мишку. Заскрипели старые половицы, совсем рядом, вероятно, в паре шагов. Лунный свет затмился, сквозняк усилился и кто-то аккуратно сел на край кровати. Эльза немного отвела взгляд и сквозь прозрачную наволочку увидела высокий тощий силуэт, смотрящий прямо на нее. И тут же почувствовала его тяжелое дыхание, что казалось ужаснее сотен ночных кошмаров. Дыхание, которое рождалось ровно полночь. Эльза проснулась от звука полицейской сирены. От сна в одной позе ее ноги сильно затекли, а спина болела до невозможности. Эльза медленно и лениво выползла из-под одеяла, потянулась во весь рост. Зевнула, расслабилась, но тут же резко замерла: она не осмотрелась по сторонам, не прислушалась к мелким шорохам, не обняла мишку - своего единственного верного защитника. Она слишком быстро покинула свое убежище, забыв, что Оно могло быть еще рядом. И вновь появился страх, от которого словно ломались кости, горло съеживалось, а сердце билось так, что, казалось, могло с любой момент вырваться из груди. И снова послышался скрип люстры, непривычный холод обрушился на кожу и то самое дыхание... то самое дыхание было уже сбоку, но более возбужденное, как у собаки от жары. Эльза хотела повернуться и закричать, чтобы хоть кто-то ворвался в комнату и спас ее от этого кошмара. Глаза еще плохо видели. Перед ними стояла какая-то противная пелена. Может, ресничка попала? Или соринка? Эльза потерла закрытые веки, а затем, открыв глаза, зажмурилась от ярчайшего света. Встало солнце. Эльза взбодрилась, собралась и резко, еле сдерживая крик, повернулась. Пускай оно будет там. Пускай улыбается своими белоснежными зубами и пожирает ее взглядом из широченных и голодных глаз. Пускай. Прямо сейчас. Пускай этот ужас в кои-то веки закончится... Ничего. Пустота. Пустота, которая еще никогда так не радовала ее. Она размяла затекшие стопы. Попыталась подняться, но щекотливая боль в мышцах сковывала движения. Стиснув зубы, Эльза разбежалась и прыгнула на ковер. Ободрала коленку, но не заплакала, ведь нельзя так просто спускаться с кровати, нельзя свешивать ножки, стоять рядом и уже тем более заглядывать под нее. Мало ли что, ведь Эльза боялась сказок про чудовищ. Она не знала, где ночной гость. Не знала, куда он уходил после восхода солнца, куда прятался, откуда наблюдал за ней. Может, в шкаф, а может, на чердак, хотя вход на потолке был давно запечатан. Она быстро выбежала из комнаты и громко хлопнула дверью. Теперь она чувствовала себя в безопасности, за огромной каменной стеной, хоть и немного треснутой, но стеной, где никакой монстр точно не достал бы ее. Она вздохнула полной грудью, но тут же откашлялась словно от кострового дыма. Перегар. Ужасный, порой доводящий до рвоты, от которого кружилась голова - он уже давно осел здесь, словно зола, после извержения вулкана. Еще в первую неделю, где-то полгода назад, когда мама изменилась после какой-то болячки в голове, Эльзе стало мерзко и самое главное больно дышать. Она даже боялась, что однажды задохнется во сне. Но потом привыкла. Привыкла к отвратному привкусу, к легкому головокружению, к чтению сказок самой себе, к хлопьям без молока, которое быстро портилось, а новое появлялось реже, чем на небе полная луна. А особенно Эльза привыкла к страшному ору на любую ее просьбу, но любую мольбу, от которого, возможно, даже зависела ее жизнь. Эльза привыкла ко всему, что причиняло ей боль. Она всегда вытягивала носик навстречу аромату, когда соседи жарили на улице мясо или чьи-то мамы пекли, как на какой-то хлебный праздник. Тогда она воображала, что их собственная кухня была заляпана тестом и мукой, столешницы были заставлены банками от варенья, а на плите тушилось какое-нибудь мясное лакомство. Она мечтала, чтобы желтую ковровую дорожку больше не засоряли бычки, прилипшие жвачки и сгнившая банановая кожура. Чтобы мышки наконец-то нашли себе другой дом, а не кидались под ноги, как люди под машины от плохой жизни. Она перешагнула через ту самую банановую кожуру, чуть не вляпалась в какую-то коричневую гадость. Под босыми ногами ощущалась каждая крошка, каждая песчинка, каждая неровность в полу. Хорошо что хоть заносы больше не впивались в пятки, ведь Эльза их ох как не любила. Она отводила взгляд от кучи мусорных мешков, скопившихся у выхода, откуда вылетали эти мерзкие мухи, которые часто садились на нее и щекотали своими маленькими лапками не хуже гусиных перьев. Запах перегара становился невыносимым, и Эльза пулей метнулась на кухню. Но перед ней предстала весьма необычная картина: мама сидела на коленях у какого-то толстого лысого дяди. Они то ли целовались, то ли кусали друг друга за губы. Дядя обнимал ее за талию, мял грудь, словно надувные шарики, и Эльзе стало от этого противно. - Мама? - позвала она ее неохотно, как будто подошла ее очередь к зубному врачу. - Стук. Он снова появился. Но мама словно не слышала, продолжая облизывать дядю как карамель на палочке. И на удивление первым, кто прервал это, был как раз он. Дядя рукой отпихнул ее от себя, медленно повернул огромное небритое лицо. Из его широких ноздрей росли волосы, и так уродливый второй подбородок портила выпуклая родинка, похожая на волдырь. Маленькими поросячьими глазками он будто поедал Эльзу, медленно, с каким-то животным удовольствием. Тем временем мама, сидя у него на коленках, что-то прорычала сквозь зубы, поднялась на ноги и тяжелыми шагами направилась к дочери. Та испугалась, прижала мишку к лицу, спряталась за длинными кучерявыми волосами. Но это не спасло - мама грубо схватила ее за ухо и вытолкала в коридор. - Мама, мне больно. Не веди меня обратно в комнату! Прошу, не веди. - Но за мольбу Эльза получила лишь оплеуху. Она не смотрела под ноги. Не смотрела на маленькую плачущую дочь, не чувствовала к ней жалости, сострадания и поэтому быстро поскользнулась на банановой кожуре. Эльза вырвалась. Ухо горело огнем, от слез щипало глаза, а в горле зудело от невыносимого перегара, вырывавшего из маминого рта. В конце коридора Эльза повернула направо и уперлась в закрытую комнату старшей сестры. - Маргарет, открой. Мама снова бьет меня из-за стука! Возможно, из-за громкой музыки Маргарет не слышала ее. Такой музыки, где пели про разбитые сердца, какие-то там измены и в которых было много нехороших слов. Эльза постучала сильнее, дергая ручку, словно к ней приближался монстр. Ударила ободранной коленкой и взвыла от резкой боли. Наконец-то Маргарет открыла дверь, и Эльза пулей вбежала внутрь, спрятавшись в дальнем углу возле окна. - Что у вас, придурки, опять происходит? Эльза завидовала Маргарет за то, что она была взрослой. Завидовала, что она не спрашивала ни у кого разрешения, делала все, что ей угодно, и главное - могла ночевать не дома, а у каких-то там парней. Интересно, а когда у Эльзы появятся парни и она то