де небо пронизывали высокие небоскребы. - Малышка, в приют тебя уже обратно не пустят. - Стив вел машину одной рукой, а второй то и дело поправлял очки. - Она имеет в виду свой адрес до приюта. - Агата копалась в каких-то документах, к которым были приклеены фотографии Эльзы и ее дома. - Вот сюда? Эльза кивнула. - 233 дом, 3-е шоссе Бест Пипл стрит. Деревня Пауль. - Это же хренов восточный округ? Агата привстала и ударила Стива по губам. - Не порть моего ребенка, иначе я испорчу тебе настроение. Стив испуганно кивнул и резко увеличил скорость. К этому времени Эльза уже легла к Агате на колени и не отрывала взгляда от ее глаз. Как же такое возможно, что они были разных цветов? Может, это болезнь? Операция? Или те самые линзы, которыми в свое время пользовалась Маргарет, чтобы нравиться мальчикам в школе? Эльза не знала ответов на это, как и на то, почему побелели ее волосы. Она ничего не помнила о событиях пятидневной давности. Ей оставалось лишь составлять в голове картину по словам сестры Жозефины: ее нашла на дороге какая-то семейная пара, всю грязную, мокрую, с дрожащими от голода и холода руками. Эльза не помнила, как оказалась на том неосвещаемом шоссе, почему молчала первые дни, не ела, не пила, избегала сверстников, словно они были больны чумой. Дяди и тети, какие-то психологи, тоже не смогли получить на это ответа, хотя то и дело показывали ей разные картинки со всякими каракулями. «Что ты видишь? Какого оно цвета? Оно похоже на птицу или слоника?» Но Эльза видела на них одно и то же, вызывая даже у опытных психологов некоторое чувство страха. - Оно похоже на того, кто приходил ко мне ровно в полночь. Они приехали по адресу, когда большая стрелка часов подходила к шести вечера. Перед ними стоял скромный белый двухэтажный дом с черной крышей, с маленьким заборчиком и пожелтевшим от жары газоном, с каменной дорожкой, ведущей к опечатанной желтой лентой двери. И больше ничего. Ни синих роз с ароматов толченой черники, ни мангала, ни собачьей конуры, ни даже почтового ящика, который был в деревне даже у бездомных. Ничем не примечательный домик на 3-ей шоссе Бест Пипл стрит. Домик, где быстро портилось молоко и никогда не пекся хлеб. Домик, в котором Эльза пряталась под одеялом, когда рождался стук. - Так что мы забыли в этой конуре? - Стив, я тебе что говорила про настроение? - Ну, а что? Хочешь сказать, что Эльза со мной не согласна? - Эта «конура», как ты выразился, ее дом. Каким бы он там плохим ни был, она в нем родилась и провела большую часть своего детства. Так что, прошу, выбирай выражения, иначе ты знаешь, чем это кончится. - А, хрен... прости, Бог с тобой. Все равно не переубедишь. - Стив наступил на чье-то грязное нижнее белье. - Здесь вообще слово «уборка» знали? Агата осмотрелась по сторонам в поисках девочки, но ее нигде не оказалось. В воздухе еще стоял запах перегара, который уже перебивался вонью от мусорных мешков. Бычки на желтом ковре, ряды пустых бутылок вдоль стен и, кажется, мышь, которая пробежала в конце узкого коридора - все это было противно Агате до глубины души. Как можно довести дом до такого состояния? Как можно превратить жизнь родной дочери в гадюшник? Поставить столь жирный крест на своем и, самое главное, на ее будущем? Она размышляла об этом, ужасалась и едва сдерживала свой гнев. Она была уверена, что если бы мать Эльзы сейчас оказалась здесь, то она скормила бы ей каждую шкурку банана, каждую крошку, каждую кучку мышиного помета, заставила бы ее причмокивать и, невзирая на рвотные позывы, просить добавки, как изголодавшуюся моровую псину. Но девушка чувствовала, что она не войдет. Чувствовала по искривленной человеческой тени в углу кухни, по раскиданной посуде, по шепоту, доносившегося из стен умирающего дома. Агата чувствовала, что мать Эльзы не сожалела о содеянном, а лишь насмехалась над каждой попыткой сделать жизнь ее родной дочери чуть лучше. За это Агата проклинала ее всей душой, проклинала перед богами и демонами, перед живыми... и мертвыми. Она тяжело вздохнула и тихо произнесла: - Хотя наше детство было не лучше, но, по мне, уж лучше терпеть пьяную мать, чем-то, что мы пережили. Стив вновь поправил очки. - Извини, но ты сейчас сравниваешь попу с пальцем, кровинушка моя. Уж лучше тогда вообще не рождаться, чем оказаться в нашей шкуре. Агата шла впереди. Деревянная лестница скрипела, как обветшалый навесной мост. Перила были изодраны, словно кто-то цеплялся за них ногтями. Одна из последних ступенек и вовсе была проломлена. Они свернули направо, уперлись в приоткрытую дверь спальни, которая, судя по остаткам розовой краски, принадлежала Эльзе. Малышка стояла посередине комнаты, прижимая плюшевого медведя к груди. Она смотрела прямо на них и внезапно заплакала, как на похоронах. Агата тут же подошла к ней и вытерла платком слезы. - Что с тобой? Игрушка порвалась? Эльза молча повернула голову к приоткрытой дверце шкафа, на которой висел желтый халат, заляпанный множеством красных пятен. Стив зашел следом и, сдержав рвотный позыв то ли из-за вони тухлых яиц, то ли разлагающегося мяса, положил ладони на плечи Агаты. - Наверное, у нее голова заболела от этого смрада. - Он заткнул пальцами нос. - Боже... здесь даже бы и мухи померли. - Пожалуйста, простите меня. Простите, что у меня только один плюшевый мишка. - Один плюшевый мишка? Малыш, завтра у тебя их будет сотня! - Вы не понимаете... вы слишком взрослые, чтобы понять это... Эльза сильнее прижалась к Агате. Ее маленькое сердце забилось, словно сейчас она падала в бездну в полном одиночестве, без сил и желания вернуться назад. Ее подняли на руки, обняли, нежно поцеловали в нос и пообещали сами звезды с неба уже к завтрашнему утру. Лишь одного они не знали. Они не знали, что тот, кто приходил ровно в полночь, уже стоял позади них...