Себастьян настолько погрузился в воспоминания, что не услышал, как за спиной открылась дверь, однако вдруг каким-то совершенно иным чутьем ощутил, что он больше не один.
– Девлин?
Обернувшись, он увидел остановившуюся на пороге жену. На ней по-прежнему было платье цвета слоновой кости с розовыми лентами, и Себастьян задался вопросом, проснулась она и оделась, отправляясь искать его, или еще не ложилась.
– Господи, – округлились глаза Геро при виде мужа, который уже избавился от порванного, грязного сюртука и жилета, но оставался в испачканной рубашке с перекосившимся воротником. – Ты весь в крови.
– Это не моя. Филипп Арсено мертв.
– Ты убил его?
– С какой стати? Лейтенант мне нравился.
Геро вышла под дождь. Крупные капли расплывались темными пятнами по тонкому шелку ее вечернего наряда. Подняв руку, она прикоснулась к щеке Себастьяна:
– Ты ранен.
– Просто оцарапался.
– А что случилось?
– Арсено застрелили. С трехсот ярдов. В темноте.
– Неужели кто-то способен с такого расстояния метко поразить цель?
– Хотя бы владелец таверны в Бишопсгейте, некий бывший стрелок по имени Джейми Нокс.
– Но с какой стати хозяину таверны убивать Арсено?
– Не знаю. – Девлин перевел взгляд на трепещущий под ветром сад. Зазубренная вспышка молнии вспорола небо, дождь припустил сильнее. – Я слишком многого не знаю. И поэтому продолжают гибнуть люди.
– Ты не виноват. Ты делаешь все, что в твоих силах.
Себастьян снова посмотрел на жену:
– Этого недостаточно.
С застывшей на губах странной улыбкой Геро покачала головой. В темноте ее глаза обрели удивительный, почти светящийся блеск. Дождь сбегал по ее щекам, капал с кончиков намокших локонов, пропитывал лиф платья, и сквозь тонкий шелк отчетливо просвечивали высокие, округлые груди.
– Испортишь платье, – хрипло заметил Себастьян. – Тебе следует вернуться в дом.
– И тебе тоже.
Но ни один из них не двинулся с места.
Геро медленно скользнула ладонью мужу на затылок, легонько, словно ласкательно тронув большим пальцем его горло. Переплетаясь с Девлином взглядами, не закрывая глаз, она слегка наклонила голову к плечу и коснулась его губ своими.
Себастьян открылся навстречу, испивая поцелуй до дна, провел ладонями по спине Геро, ощущая ее дрожь. Но прежде чем успел привлечь жену к себе, та выскользнула из его объятий.
У двери она запнулась и оглянулась. Девлин увидел на ее лице стремительно сменявшие друг друга глубинные, обнажившиеся чувства: вину, сожаление и какую-то жгучую, безысходную тоску.
– Когда все это закончится, мы должны… начать сначала.
Ливень хлестал по Сен-Сиру, ветер трепал его мокрую, окровавленную рубашку, приклеивал к голове волосы. Себастьян остро чувствовал поздний час, манящую полноту губ, неожиданно нахлынувшее обжигающее желание к этой женщине – его жене, матери его пока не родившегося ребенка и… дочери его врага.
– А если это никогда не закончится? – резко спросил он.
Но Геро не ответила, и после ее ухода вопрос еще долго висел в воздухе.
Пятница, 7 августа 1812 года
На следующий день со свинцово-серых небес по-прежнему лил дождь, когда Девлин взбежал на крыльцо элегантного мейфэрского особняка своей сестры, леди Аманды Уилкокс.
Открыв дверь, вышколенный и обычно стойко переносивший жизненные трудности дворецкий попятился назад и произнес «Милорд Девлин!» тоном, в котором сквозило замешательство с ноткой страха.
– Доброе утро, – Себастьян передал слуге шляпу, перчатки и трость, прежде чем направиться к лестнице. – Полагаю, моя сестра еще завтракает?
– Да, но… Милорд…
– Не беспокойтесь, – обронил визитер, перешагивая по две ступеньки за раз, – я сам объявлю о себе.
Хозяйка дома сидела перед пустой тарелкой за столиком у окна, которое выходило на залитый дождем садик на заднем дворе, и читала «Морнинг пост». При появлении Себастьяна леди Уилкокс подняла глаза, и изящная фарфоровая чашка с цветочным рисунком застыла на полпути к скривившимся губам.
– Доброе утро, Аманда, – бодро поздоровался Девлин.
Та поставила чашку с такой силой, что содержимое выплеснулось через край.
– Боже милостивый, ты...
Первый ребенок графа Гендона и его ветреной красавицы-супруги, Аманда никогда не отличалась особой привлекательностью. От матери ей передалась изящная, благородная осанка и великолепные золотистые волосы. Однако от отца дочь унаследовала резкие черты, а к сорока двум годам на лице дамы весьма отчетливо отразился ее характер. Леди Уилкокс была одета в простое утреннее платье сизого цвета с высокой талией и скромно украшенным кружевным рюшем вырезом, поскольку всего полтора года назад овдовела и период траура еще не закончился. Роль Себастьяна в безвременной кончине ее супруга была темой, не обсуждавшейся между братом и сестрой[37].