— Ты непоколебима, как скала, — заметила я, когда снова смогла говорить.
— А разве у меня есть выбор? — возразила она. — Какая у меня альтернатива? Позволить победить себя? Но я же не могу оставить вас без присмотра. И если я уверена, что ты в этой жизни не пропадешь, то не могу сказать того же о твоей сестре. Рона могла бы добиться чего-то самостоятельно, если бы не искала быстрых решений. Красивый загар? Пошла в солярий. Много денег? Вышла замуж за богатого. Я так надеялась, что моя тяжелая жизнь хоть чему-нибудь ее научит. Но я ошибалась. Она хочет большего, лучшего и как можно быстрее. Но, к сожалению, это не всегда возможно. Ты никогда не сможешь быть лучше, чем ты есть.
Измученная этим монологом, Конни откинулась на подушки, тяжело и часто задышала и закрыла глаза. В первое мгновение я очень испугалась, но постаралась взять себя в руки. Конни отдохнула, открыла глаза и очень мягко и нежно прошептала:
— Клер, Клер, ты так похожа на мою маму Кейт — такая же находчивая, решительная. — Ее глаза приняли отсутствующее выражение, на губах появилась ласковая улыбка. — Я никогда не забуду одну историю о Кейт и ее жемчужинах.
Я никогда не слышала ни о каких жемчужинах.
— Но ведь бабушка Кейт была бедна.
— Не имея денег, можно обладать необъятным богатством в душе. Прекрасные моменты жизни Кейт бережно нанизывала на нитку своей памяти как драгоценные жемчужины, создавая великолепное ожерелье. А мелкие песчинки, которые ей попадались, она просто смахивала, как ненужный сор, и благополучно забывала о них. Большинство людей, любила говорить она, не могут разглядеть жемчужину под песком, а у некоторых хватает сил только на то, чтобы добыть лишь пару жемчужин и опустить руки. У твоей же бабушки ожерелье получилось великолепным. И твое будет таким же. А Рона… У нее никогда не хватит терпения, чтобы создать жемчужину. А я, — вздохнула Конни, — я до сих пор еще плету свое ожерелье. Ведь у меня в жизни столько всего прекрасного, связанного с внуками, с тобой. И знаешь, это помогает мне гораздо лучше любых лекарств. Ты ведь приедешь еще в ближайшее время, чтобы проведать меня, правда, детка?
Притча о жемчужинах бабушки Кейт была одной из самых философских из всех, которые когда-либо рассказывала моя мать. Я вспоминала ее, пока летела домой в четверг, думала о своих собственных жемчужинах — многочисленных чудесных моментах, связанных с моей семьей, о чувстве удовлетворения и гордости от моей работы — и вдруг ощущение непонятного беспокойства, которое не давало мне покоя всю неделю, усилилось. Мне захотелось оказаться дома как можно быстрее.
Самолет приземлился вовремя. Водитель уже встречал меня в аэропорту. Невероятно, но мое нетерпение росло с каждой минутой. Мой отъезд продлился слишком долго, мне хотелось обнять детей, пообщаться с Дэнисом. И даже мытье посуды, стирка, чистка ковров и уборка постелей не вызывали уже во мне чувства стойкой ненависти. Дом виделся мне тихой надежной гаванью, куда я мечтала вернуться.
Я подъехала к дому в половине шестого, как и обещала детям. И очень удивилась, не встретив во дворе Джонни, висящего на перилах крыльца, Кикит, прыгающую в «классики» на плавно изгибающейся дорожке. На улице было тепло и еще не стемнело. Скорее всего, Дэнис позвал детей со двора еще полчаса назад. Я знала, что он дома, потому что заметила его машину на стоянке. Волоча за собой дорожную сумку, я подошла к входной двери и, к своему удивлению, обнаружила, что она заперта. Обычно тот, кто приезжал домой раньше, оставлял дверь открытой, чтобы дети могли свободно выходить на улицу до наступления сумерек.
— Эй, есть кто живой? — крикнула я, войдя в темный холл.
Я ожидала услышать восторженные вопли, которые после каждого моего возвращения сыпались на меня радужным фейерверком из кухни или со второго этажа, но в доме стояла гробовая тишина, и это окончательно выбило меня из колеи. На нижних ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, не было ни обуви, ни рюкзаков, ни свитеров, ни прочих вещей, которые обычно скапливались там за время моего отъезда. Кругом царила идеальная чистота.