Выбрать главу

Сейчас мы находились вдвоем, мама и я, и удивительно мирно проводили время. В этот раз ей хватало одного моего присутствия, поэтому мне не пришлось ее развлекать. Ее сердце работало ровно, без перебоев и новых приступов. В субботу днем ее перевели в обычную палату.

Рона принесла свежие цветы, любимый мамин одеколон, магнитофон и столько кассет, что Конни не хватило бы месяца, чтобы все их прослушать. Она переодела ее в новую красивую ночную сорочку и халат. И захватила карамельное мороженое из маминого любимого ресторана.

Испытывала ли Конни благодарность? Сложно сказать. Мать улыбалась, кивала, но смотрела на мою сестру по-прежнему тоскливо. Даже при своем скептическом отношении к миру она считала Рону безнадежно нелепой.

А я? Нет. Я похвалила Рону за подарки, еще раз поблагодарила за то, что она ухаживала за Конни. И радовалась, что Рона узнала наконец о крушении моего брака. Хоть я и подозревала, что она получила удовлетворение от этой новости.

Расставания всегда превращались для меня в настоящую трагедию. Потеряв отца, я поняла, что все люди смертны. Потеряв отца в раннем возрасте и в тот момент, когда ничто не предвещало беды, я поняла, что такое несвоевременная утрата. Я была оптимисткой, но мгновенно утрачивала наивность, когда дело касалось вопросов жизни и смерти. И даже если бы Конни обладала лошадиным здоровьем, каждый раз, покидая ее, я бы все равно испытывала чувство глубочайшего страха, что больше никогда не увижу мать.

Выйдя замуж за Дэниса, я смогла перебороть в себе эти эмоции, главным образом потому, что в периоды разлук у меня находилось очень много дел, особенно после рождения детей, и не оставалось времени на болезненные размышления. Но сейчас, когда мама заболела, мрачные мысли вернулись снова. И чем хуже становилось Конни, тем сильнее сгущались тучи в моей душе. Я чувствовала себя как в аду. Я пообещала, что позвоню, как только долечу, и вернусь обратно через неделю или две, и снова увидела ее грустный, понимающий, с легким упреком взгляд. Мы осознавали всю бессмысленность моих обещаний — в следующий раз я могла уже не застать ее в живых.

В воскресенье утром я покидала госпиталь с такой тяжестью на душе, что при иных обстоятельствах я послала бы все к черту, прекрасно зная, что дети меня поймут, и осталась бы. Но Дэнис не поймет. Точно так же как и его адвокат, и судья, и Дженовиц, с которым я встречалась в понедельник. Если бы я осталась с Конни, а не с детьми, меня назвали бы подлой матерью. Зато сейчас я стала подлой дочерью.

Конни пожаловалась однажды, что жизнь представляет собой бесконечный список компромиссов. Я жалела только о том, что не могла объяснить ей, почему пошла на такой ужасный компромисс. Но меня утешала уверенность, что мама одобрила бы мое решение.

Самолет поднялся в воздух, и мои мысли вновь вернулись к тем проблемам, которые я на время оставила дома. Во-первых, дети. Пропустив субботнюю встречу с ними, я спросила Дэниса, не могу ли я забрать их по пути из аэропорта. Чувствовалось, что он не собирается соглашаться. Но вдруг на удивление быстро уступил.

Хотелось бы, конечно, думать, что Дэнис повел себя так из сочувствия к состоянию моей матери и из понимания справедливости. Но циник, проснувшийся во мне недавно, от силы две недели назад, предполагал, что ему просто пришла на ум более приятная альтернатива провести освободившееся от детей воскресенье. Тоже неплохо, решила я. Дэнис на протяжении многих лет тратил выходные на себя, уделяя нам время только тогда, когда ему это было удобно. Теперь ситуация казалась мне по крайней мере честнее, потому что мне хотя бы не придется извиняться за его отсутствие перед детьми.

Пускай делает что хочет, хоть занимается любовью с Фиби Лау на балконе здания городского совета на виду у всего мира — это заботило меня гораздо меньше, чем возможность побыть с Кикит и Джонни. Мне хотелось удостовериться, что за ними хорошо ухаживали во время моего отсутствия. Вернувшись от смертельно больной матери и сестры, с которой я так и не смогла найти понимания, я вдвойне нуждалась в своих детях.

Я отчаянно нуждалась в обществе еще одного человека, и дело вовсе не касалось бизнеса, но, возвращаясь с Восточного побережья, Броди заехал в Нью-Йорк повидаться с дочерью и планировал вернуться только поздно ночью. Его близость — лишь фантазия, плод воспаленного воображения моего мужа, ирония судьбы. Всего лишь моя разыгравшаяся фантазия, представляющая то, чего так сильно жаждала моя душа, не более того.