Алиев пожал плечами и опять развел руками. А у меня ком в горле застрял. Неужели на территории моего клана живут волчицы, способные на аборт? Это же отвратительно.
— Ты же понимаешь, что теперь нет никаких сомнений, кто мог отравить девушку Вано? Узнала лишнего, вот и итог. — Я растер ладонями лицо и, выпуская силу, задал самый важный вопрос: — Где погреб?
— Я же сказал, понятия не имею, но Вано должен знать.
— Твою ж… Сколько ему еще в этой коме валяться, что врачи говорят?
— День, — два, может, неделю, смотря, как скоро восстановится энергетический пробой. У твоего не беты слишком сильные потоки альфа-волн оказались.
— Сучонок! Вот же! А говорил, что всего лишь стукнул слегка. Я с ним еще поговорю, — встал, подошел к Алиеву и подал ему руку, помогая подняться с пола. — Как только придет в себя звони, сразу же, — дернул подбородком в сторону Вано и вышел прочь из палаты.
Следующие два дня в ожидании новостей были самыми длинными в моей жизни. Еще ни разу я настолько не волновался из-за кого-либо. Даже когда двадцать лет назад пропала Маша, а мне поздно об этом сообщили. Я горевал, но не чувствовал той опустошенности, что поселилась во мне сейчас. Я ощущал себя бесполезным слабаком, не сумевшим защитить выбранную самку.
Сразу по приезду в клан обрисовал ситуацию Олегу, отдал ему свой телефон и перекинулся в волка. Меня больше не интересовала ни единая проблема клана, все, о чем я мог думать — только Яна.
Ежеминутно представляя, как сумасшедшая сука над ней издевается, я оббежал весь лес, прилегавший к нашему клану, десятки раз, хоть и понимал, что это все зря. Мой нюх здесь был бесполезен так же, как и я сам.
Я прекрасно знал, что если бы появились новости, то Ребров бы меня отыскал, но, несмотря на это, все равно выбегал пару раз за день к особняку, карауля своего тестя. Как странно звучало это слово, особенно для моих волчьих мозгов. Я выпустил свою звериную сущность, лишь изредка контролируя наш общий разум, только это помогало мне не сойти сума, так же, как в детстве.
К тому моменту, когда появились новости, я уже перестал на что-либо надеяться. Олег нашел меня ранним утром на пороге моего дома, из которого и пропала Яна. Даже моя волчья суть и инстинкты усмирились, и я перестал бегать по лесу, ища следы. Последние двенадцать часов я, ни на что не надеясь, просто ждал, иногда поскуливая и рыча на пытающихся ко мне приблизиться. Для Реброва, само собой, я сделал исключение и просто проигнорировал его.
— Зря бревном прикидываешься, новости есть.
Я приподнял морду и посмотрел на Олега, ожидая продолжения.
— Вано пришел в себя и уже подъезжает к КПП. Он, конечно, упирался до последнего, не желая выдавать мать, но выхода у него все равно нет.
Я сорвался с места, на ходу обернулся, не дослушав Реброва. Весь следующий час был словно резиновый. Пока дождался Алиевых, пока мы шли с ними по лесу в поисках погреба, который и Вано с трудом-то смог найти.
Все это время я не переставал удивляться изменчивости течения времени, насколько разным оно может быть. Непременно пролетит и не заметишь, когда спешишь куда-то и, напротив, идет медленнее черепахи, если чего-то очень сильно ждешь.
Я ждал. Очень! Я до белых пятен в глазах хотел увидеть Яну, убедиться, что с ней все в порядке. И одновременно боялся, жутко боялся, что случилось непоправимое.
Когда Вано нащупал спрятанную в ворохе листьев ручку под неприметным, таким же, как и сотни других, деревом, мое терпение не то что подходило к концу, оно просто кончилось, исчезло.
Пух — и испарилось.
Поэтому совсем неудивительно, что, как только крыша погреба начала подниматься, я, забыв обо всех договоренностях и проигнорировав заранее спланированный план действий, бросился вперед, точнее, вниз, позабыв о том, что находился не в волчьем обличии. Благо реакция и регенерация хорошие, приземлился на пол на все четыре конечности, минуя лестницу.
И точно с ума сошел, когда увидел лежащую прямо под лестницей Яну. Я сразу же метнулся к ней, попытался нащупать пульс, одновременно с этим прислушиваясь. Она вся была перемазана кровью. Хотя правильнее даже не так… ощущение, что ее утопили в чане, наполненном кровью, а затем выловили оттуда. Платье было алого цвета, только шлейф был серо-черным от грязи, ни единого клочка кипенно-белой ткани больше не осталось.
Почувствовав пульс, отодвинул в сторону эмоции. В голове прояснилось, а следом накрыло волной облегчения, кровь была не ее.
Что за черт?
— Ян, Яночка, слышишь меня, родная? — попытался привести в сознание свою жену, оглаживая щеки и убирая прилипшие пряди к лицу, они были тоже склизкими от крови.