— Ну обычно люди знают, почему их бесят другие. Так что причина должна быть.
— Наверное, — задумчиво протянула она. — Маша была такой светлой, доброй, ей все сходило с рук, прощалась любая шалость. Нет, — отмахнулась она, — меня тоже баловали и до сих пор мне позволено все. Практически все, — поднесла палец к губам, — твой муж, например, мне не положен.
— А хотелось бы?
— О-очень. Но не в том суть… в общем, не любила я ее по той же причине, что и не переношу любых людей такого типа. Ну и луна с ней, пусть земля ей будет пухом.
— Ты о моей матери говоришь. Не боишься, что расцарапаю тебе лицо? Ну так, — приложила палец к губам, отзеркаливая ее недавний жест, — для начала хотя бы.
— Сколько раз за сегодня я уже говорила тебе, что ты молодец?
— Много…
— Потому что ты не такая, как твоя мать. У тебя есть стержень, характер и ум, да что говорить… Яна-а, так уделать Майю. У тебя есть яйца, стальные такие яйца. — Лекса засмеялась собственной шутке, а меня передернуло от воспоминаний о Майе. До сих пор перед глазами стояла картинка собственных окровавленных рук, держащих не менее кровавый гребень, с измазанными и мутными бриллиантами.
Странно, что этот образ не начал преследовать меня по ночам, уж больно жуткой казалась мне эта картинка.
— Ау-у-у, — Лекса помахала ладонью перед моим лицом, — подробности смакуешь?
— А ее-то ты за что не любила?
— А за что ее любить? — возмутилась блондинка. — Неприятная особа, постоянно подсовывавшая мне своего слабака сыночка. — Ее лицо скривилось, будто под нос ей сунули дохлую мышь.
— Она сказала, что лишила тебя зверя, так же, как и мою мать.
Лекса выгнула брови и округлила и без того большие глаза.
— Как?! Она не уточнила, — фыркнула я. Неужели она ожидала, что Майя шибко разоткровенничалась со мной перед смертью?
— Да уж. Информативно, ничего не скажешь. — Лекса помолчала пару секунд, что-то прикидывая в голове, и подвела итог: — Бред все это, бред сумасшедшей. Хм… как-то много сумасшедших на один квадратный метр развелось, но не суть… В общем, будем, Яна, с тобой дружить.
Блондинка плавно поднялась, нагнувшись ко мне, чмокнула в щечку, задорно мне подмигнула и, круто виляя бедрами, покинула мою палату.
Я, повернув голову, заметила появившуюся на тумбе целую мандаринку, которой прежде здесь не было. И когда только успела?
Усмехнулась и принялась за новогоднее лакомство.
С Лексой мы действительно подружились. Какой-то старинной ехидной дружбой, с постоянными взаимными подколками и стебом.
Открыто говорили друг другу о недостатках и проводили вместе почти все свободное время. С ней было весело и легко, и меня почти перестал волновать тот факт, что Лекса влюблена в Игната. В конце концов, она же этого не скрывает — говорит напрямую в лоб.
Что же до Игната, отношения наши стали поистине странными.
Он был вежлив, заботлив, обходителен, исполнял любые желания, интересовался моими мыслями, старался быть ближе. Даже подарил мне еще одно обручальное кольцо, во вполне такой романтичной обстановке, мотивируя это тем, что прошлое он как раз таки преподнес мне не так, как полагается.
Но одновременно со всем этим он отдалялся настолько, что расстояние до луны в сравнении казалось мне пустяковым. Он просыпался и уезжал на работу в такую рань, что я ни разу не смогла проснуться раньше него, чтобы элементарно приготовить завтрак, как это должна делать нормальная жена. В свою самую последнюю попытку я завела будильник на пять утра, и, кто бы сомневался, его не было дома.
Он не принимал мою дружбу с Лексой, но не вставлял палки в колеса. Ну а чем мне еще оставалось заниматься? Вика уехала, она писала, присылала фотографии, но этого было мало.
И вершиной всего стал секс. Игнат со мной не спал. Он даже не приставал ко мне! От него не было ни малейшего намека на желание заняться интимом. Первой начинать я боялась, потому что не представляла, что же творится в его голове. Может, он избегает меня потому, что я беременна? Но Мари разрешила нам жить половой жизнью… дословно, блин.
Так и прошел целый месяц, не хорошо и не плохо, пока в один прекрасный день мне не позвонила пьяная, бьющаяся в истерике Лекса. Она, запинаясь, твердила мне что-то про звонок, забор и психушку. Если бы не мужчина, чей голос следом раздался в трубке и который мне объяснил, что к чему, я ни за что не разгадала бы ее шарады.