Глава 39. Яна
— Да-да, она не сядет за руль, сейчас засуну ее в такси и поедем.
Спасибо вам, — заглянула в глаза полицейскому, с которым общалась по телефону, — и вам, — кивнула второму, молодому пареньку, который до сих пор, мало что осознавая, пускал слюни на Лексу.
Повернулась к подруге и потащила ее по направлению к такси.
— Пойдем, пьянь, пока отпускают.
— Еще бы не отпустили. Ты им нехилый штраф за меня отвалила.
Пока, мальчики. — Развернувшись, Лекса принялась рассылать поцелуи мужчинам.
Если молодой запросто подходил под определение мальчика, особенно учитывая возраст Лексы, то второй был далеко не молод. Он смотрел на Лексу по-отечески, как на неразумное дитя, в этом нам повезло.
— Ты хоть понимаешь, как тебе повезло, что на вызов приехал именно этот дядечка? — зло зашептала ей на ухо, все еще продолжая тащить блондинку к такси. — Попался бы другой, тогда точно штрафом не отделались бы, — распахнула заднюю дверь машины и помогла Лексе приземлиться на сиденье, обошла кругом и, сев рядом, продолжила свои нотации: — Забрали бы тебя в СИЗО или куда там полагается, — повернулась к девушке в ожидании ответа.
— Я не знаю. Не поверишь, но в обезьянник меня ни разу не забирали, — и глупо захихикала.
Я махнула таксисту, назвав адрес городской квартиры Лексы, и повернулась к этой сумасшедшей.
— Ты понимаешь, что если бы ты не вышла из машины к их приезду, то у тебя бы забрали права? О чем ты вообще думала? И зачем поперлась в эту душегубку?
— Я хотела увидеть маму, — тихо произнесла она, а я прикусила язык. Как я могла забыть, что Татьяна Назимова, которую я ни разу не видела, сидит в психушке? Стараниями Майи, между прочим. Боже… я ни разу не задумывалась об этом и никому не говорила, но неужели то, что сказала мне сумасшедшая ведьма о травме в детстве, правда? С нескрываемым сожалением посмотрела на Лексу.
— Прости.
— Ой, только давай ты не будешь, — шмыгнула она, — терпеть не могу жалость, ты же знаешь, — неопределенно махнула рукой и положила голову на мое плечо. — Понимаешь, сначала она уехала непонятно куда, еще в августе, потом ее нашли и засунули в это ужасное место. Ты видела? — округлила она глаза, чуть приподняв голову. — Одни стены навевают ужас. Меня не пускают, как бы я не пыталась туда пробраться. Сегодня была финальная попытка, — усмехнулась она и, пошарив в сумочке. нашла жвачку. — Будешь? Ну как хочешь. И знаешь, что самое стремное в этой ситуации? — не дожидаясь моего вопроса, она продолжила: — Мне ничего не говорят, совершенно ничего. Почему? Зачем? Что с ней?
Видя растерянное лицо Лексы, которая своим видом сейчас напоминала обиженного ребенка, я думала, делиться ли с ней информацией. Услышав очередной всхлип, все же решилась рассказать ей хотя бы часть правды.
Когда мы приехали в ее пентхаус, Лекса почти протрезвела. Она не жила в доме с клановыми квартирами. Ее двухэтажная квартира располагалась в одном из лучших жилых комплексов столицы и была под самой крышей, которую Лекса облюбовала. Когда я первый раз попала сюда, то поняла, что и квартиру-то эту она приобрела именно из-за доступа на верх небоскреба. Вид с высотного здания открывался шикарный. Здесь стояли большие качели-шезлонг и низкий столик, вокруг которого валялось большое количество разноцветных подушечек и одеял.
Назимова, как обычно, села в свой так называемый гамак, откинула голову, прикрывая глаза.
— Она убила Янину и подстроила смерть Дениса, моего дедушки….
Я не придумала способа лучше, чем вывалить на нее все зараз.
— И заказала мою маму.
— Не смешно. — В ответ на мое молчание Лекса приоткрыла глаза.
— Ты же не серьезно? — запинаясь, спросила она.
Я растерянно молчала, крутя обручальное кольцо вокруг пальца.
Еще одна вредная привычка, такая же, как и облизывание деревянного кулона.
— Луна!.. Не может быть.
Она, ахнув, прикрыла ладонью рот и начала качать головой, видимо, весь ужас ситуации начинал потихонечку до нее доходить.
— Прости, — повторилась я, — не хотела говорить, и тебе бы лучше не знать этого. Наверное, Николай и руководствовался таким мнением. Но все же я считаю, что ты имела право на правду, даже на такую, — присела на корточки рядом с ней, положив ладони на ее колени, и дрожащим голосом произнесла: — Прости, прости меня.
Она сжала мои ладони и, посмотрев мне в глаза, произнесла фразу, достойную своего характера:
— Прекрати извиняться, становишься похожей на свою мать, — скривилась, словно съела перец чили. — Ничего хорошего, конечно, но зато многое становится понятным, — подвела она итог. — Яна, спасибо, что приехала за мной и оплатила штраф, но я устала… мне надо отдохнуть.