— Догнать его, схватить! — закричал пришедший в себя Хозяин. Он заметил в толпе жандарма и приказал ему: — Кирпич! Этого — быстро ко мне!
Но Кирпич только сплюнул горько и, сорвав с шеи заветный амулет, с тупым безразличием отбросил его прочь, сел на землю и заплакал.
Хозяин трусливо отступил с крыльца в дом, и из дверей его тут же повыскакивали холуи. Их было много. Слишком много, чтобы сопротивляться. Да драка и не успела завязаться, как парней Крысиной Норы уже связали и повели в Подземелье.
Туда же четверо холуев поволокли обмякшую, не сопротивляющуюуся тушу жандарма. Вслед за ними побежал Колоколец. Перед носом его дверь в Подземелье захлопнулась. Он забарабанил по ней кулачками.
— Иди домой, дурак, — добродушно бросил один из холуев. — А то и тебя запрут.
Но Колоколец остался у двери в Подземелье и, плача и горюя, лег у ее порога.
… На крыльце, улыбаясь, стоял Хозяин. Довольный, потирал он руки и мурлыкал под нос веселую мелодию — холуи увели-таки опасный сброд. И кто знает — может, среди этих мерзавцев прячется и Подонок?.. Надо будет завтра допросить их с пристрастием.
На территории усадьбы, перед крыльцом, остался стоять только не тронутый холуями старик Дуб, окруженный голодными псами.
— Эй, почтенный старец, может зайдешь ко мне потрапезничать? — крикнул Хозяин.
Старик Дуб не ответил ему, только взглянул с состраданием, повернулся и отправился прочь, туда, где у старого дерева провел всю свою жизнь. Собаки проводили его тоскливым воем.
— Постой, лесной дух, — закричал Хозяин и, спотыкаясь, побежал вслед за ним. Во взгляде старика Дуба, в его откровенной жалости, он увидел глубокую, скрытую безысходность, для него, для Хозяина, не для кого другого, не для Подонка даже, не для мерзавчиков, а только лишь для него одного. Во взгляде старика Дуба был конец.
— Лесной дух, лесной дух, ведь Брамос мне поклонился, лесной дух, лесной дух, — причитал Хозяин и бежал позади старца — по Поместью, по опушке, по лесу. Назад он не вернулся.
Говорили впоследствии и век, и два спустя, а может, и больше, что бродит по чаще одичавший, обросший шерстью человекозверь, которого раньше все боялись и звали странным именем Хозяин.
Лист 14
— Вперед, — приказал Подонок, и мерзавчики направились к Усадьбе.
… А в это время Угорь купался в лесном озерце, смывая с себя досаду на Звезднокожего и впитывая в тело чистоту. «Надо проникнуть в подземелье, — думал он, — ну и гад Брамос. Друг людей, Деус называется. Думал: придет, добрые дела сделает, мне ручку пожмет в благодарность. Тьфу ты! Все в этом мире людей ненормально. Как же пролезть в Подземелье? И зачем он встал на колени? Ни за что б не разозлился, если б он так не сделал. Не верю, что они должны оставаться рабами, хоть они и люди. Плевать мне на них всех, но это уж слишком! А вообще-то ведь не плевать. Надо ж… Что это со мной случилось?»
— Эй, Угорь, — позвал маленький хлюпенький озерной водяной.
— А-а, привет, — обрадовался Угорь. — Нашел родную душу. Слушай, я тебе расскажу такое… Может, подскажешь… Посылает меня Хмырь значит…
— Да я знаю все, — отмахнулся водяной, — все уже эжто знают. Хмырь просил тебе передать, что к Подземелью от моего озера течет подводный ручей. Проберешься?
— Где? Покажи скорей!
Обмякший Кирпич одиноко сидел в углу Подземелья по грудь в холодной воде, когда кто-то вдруг дернул его за ногу.
— Кто здесь? — гаркнул он — Тут что, еще твари морские водятся? — жандарм закричал испуганным басом.
Из воды поднялась черноволосая голова Угря.
— Привет, — сказал он. — Я к вам в гости. Я хочу вам помочь выбраться отсюда. — узники столпились вокруг загадочно появившегося посетителя. — Сейчас нас здесь много, — произнес Угорь, — И все мы хотим выйти отсюда. Когда принесут еду, надо не дать холуям закрыть дверь. Не все же они стоят у выхода. Кирпич, возьмешься за это?
— Я думал, что больше не увижу тебя.
— Ну-ну, — сказал Угорь. — Не надо это… Не переживай. Давай дело делать. Садись у двери и жди.
Известие о том, что Хозяин куда-то пропал, привело холуев в состояние паники. Они весь день бегали по усадьбе, ища его, когда вдруг появился Подонок со своими людьми. Обескураженные холуи, не зная, кого же теперь защищать, сразу сдались в плен.
Подонок выбрал из холуев наименее ему противного на вид и велел отвести мерзавчиков к Подземелью.
У двери в Подземелье лежал Колоколец.
— Впусти меня туда, — попросил он, увидев вышедшего первым холуя. Но за холуем появился Подонок, мерзавчики… Дурак, переливчато звеня, запрыгал от радости, но лицо его при этом оставалось грустным.
Вечером в Поместье состоялся Праздник Освобождения. Длинная цепь людей беспрерывно тянулась к Центральной площади, где горел большой костер и Хромой Бродяга пел песни.
К Хромому Бродяге подошел Мальчик.
— Однажды ты оскорбил меня, — сказал он. — Ты помнишь? Нет? А я мечтал отомстить тебе. И молил об этом Брамоса. Прости меня.
Праздник разгорался. Здесь присутствовали все: и парни Крысиной Норы, и мерзавчики, и холуи, и жители Поместья.
— Ну вот и все, — сидя на почетном месте, подумал Угорь. Он подошел к Кирпичу и тихонько предложил:
— Когда захочешь меня увидеть, приходи на берег моря и — просто крикни меня. Хорошо?
Он отступил в тень, спрятался в канаву, и, превратившись в Угря, ускользнул.
А Колоколец в это время возвращался к сосне, в корягах которой он жил. Вдруг что-то засветилось перед ним. Деус Брамос? Неизвестно. Только стоило с той поры дураку загрустить, как сверху, от звезд, на него проливался тот самый блаженный свет.
— Друг мой, — слышал Колоколец. — Спасибо тебе…
Лист 15
На поляну, где жил старик Дуб, крадучись, пробрался Крыса.
— Лесной дух, — упал он на колени. — Я каюсь пред тобой. Помоги мне, ради Брамоса, прости, что вторгаюсь в твое безмолвие. Черная моя душа прогнала меня от людей. Я слишком плохой человек. Мне не место там. Разрываюсь я. Нельзя мне там жить. Но как же жить, если не там? Я не в силах уйти и не в силах переделать себя. О, черная, завистливая, плотоядная, скупая моя душонка! Что же мне делать с ней?
— Твоя душа не черна, — произнес старик Дуб.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Здесь рукопись оборвалась. На каждом листе ее стоял штамп полицейского управления г. Теласко, в канцелярии которой она осталась, прикрепленная к закрытому, непонятному делу о смерти Франца Клевера. Вернется ли он снова к нам через 300 лет? Найдет ли свою рукопись? Начнет ли писать ее заново? Или, может быть, мир настанет, все-таки, уже через 300 лет? Почему он умер? Кто знает?..
1986 г., Рига