Шав едва заметно вздохнула и подняла взгляд на мужчину. Глаза её смотрели смиренно, но от внимательного Кира не ускользнуло ироничное выражение, мелькнувшее на лице Шав.
— Простите меня, господин, я неловкая и бестолковая, ни на что не пригодная глина, и только Ваша воля удерживает меня в этом прекрасном мире. Я неустанно возношу хвалу Вашему милосердию, позволившему мне увидеть свет, и преклоняюсь перед Вашим терпением, которым я, неблагодарная, постоянно злоупотребляю. Позволено ли мне будет искупить свою вину?
Шав являла собой образец послушания, но при этом странным образом ухитрялась быть хозяйкой положения.
Аш-Шер стоял посреди столовой, поддев большими пальцами ремень, и покачивался с носков на пятки.
Кир замер — отец мог почуять подвох и пойти в разнос. «Клянусь, я не позволю ему ударить Шав!». Кровь бросилась ему в голову, затмевая рассудок. Шав, неизвестно каким чувством уловив происходящие в нём перемены, незаметно встала между сыном и отцом.
Аш-Шер шумно выдохнул и потянул вниз узел тёмно-сиреневого галстука.
— Всё, хватит, надоело. Ты бездарна и тупа, но твоим воспитанием я займусь чуть позже. Иди, подготовь релакс-капсулу, хочу расслабиться, у меня был трудный день. Потом я продолжу разговор с тобой. А ты, — он вперил в Кира указательный палец, — хорош на кухне отираться, иди учиться! Дополнительное занятие по истории сотворения мира — потом ответишь мне от и до и попробуй только запнись хоть где, сам знаешь, что будет!
Аш-Шер резко развернулся и, вопреки собственным привычкам, вышел сквозь стену.
Шав улыбнулась: «Ну вот и всё, обошлись малой кровью», но внезапно помрачнела, уловив горькую двусмысленность фразы.
— Шав, я не хочу быть таким, как он. Не хочу. Не могу. Но что я вообще могу? Желания мне не принадлежат, прав у меня нет. Выбора тоже. — Голос Кира звучал глухо. — Инициация открывает путь — но он только один: стать демиургом. Таким, как отец. Это если я пройду обряд, конечно. А если не пройду? В трибы? Жить в унитполисе, клепать ненужные вещи и смерти ждать? Лучше сразу умереть!
Шав смотрела на него со смятением.
— Нет, хороший мой, так не нужно. Прошу тебя, перестань о таком думать. У тебя другой путь, он скоро откроется тебе…
— Какой другой, Шав, какой другой?! Я элоим, я рождён для творения миров, для разделения света и тьмы, для отделения воды от тверди, для кар небесных, для глины, дерьма и крови! Здесь все элоимы, тебе ли не знать? Кто мне даст другую жизнь, кто позволит выбрать иной путь?!
— Т-ш-ш, дорогой, успокойся. Поговорим перед сном. Видно, время уже пришло. И ещё, милый, — ни в коем случае не говори отцу о семенах и тем более о Шивай…
— Ша-а-ав, где мой релакс?! Иди сюда, паршивка, пока я вконец не разозлился! — от рёва отца травка, заботливо приманенная в дом ворожбой Шав, окончательно пожухла и скукожилась.
— Иду, мой господин, бегу, простите нерадивую служанку! — улыбнувшись Киру, она поспешно вышла.
Кир сидел в столовой, привалившись спиной к дереву Шав. Морщинистая кора приятно грела спину, словно дерево отдавало накопленное за день тепло. Кажется, это была яблоня, однако утверждать наверняка он не стал бы, поскольку не очень хорошо разбирался в реликтовых видах. Так или иначе, но от мягко упавшего в траву плода не отказался — обтёр круглый бок о шорты и откусил сочный кусок. Плод оказался сладким и пахнул отчего-то как кожа Шав. Или же это кожа Шав пахла яблоком? Кир попытался определить и запутался…Да какая разница, Шав всё равно слаще любых яблок! Поймав себя на этой мысли, Кир густо покраснел. В последнее время его всё сильнее одолевало тёмное желание, от которого мутнело в голове и тяжелело в пахе. Конечно, он был в курсе физиологических изменений, происходящих с его телом, и мог перечислить все этапы пубертатного периода, с лёгкостью оперируя при этом медицинскими терминами, но оказался психологически не готов к тому, что фокус его желания сосредоточится на галме[3] отца. Время для создания собственной галмы для Кира ещё не пришло, право на владение такими игрушками имел только элоим, достигший двадцатилетнего возраста и успешно прошедший инициацию (впрочем, неуспешных не было — их попросту больше никто не видел). Юношам вроде Кира позволялось до семи раз в месяц воспользоваться услугами виртуальных галм, созданных специально для подростков и находящихся в общей собственности. Снимать напряжение чаще было строжайше запрещено. Прибегать к мастурбации — тем более. Имя Он-Нана, первым пролившего драгоценное семя на мёртвую глину, было табуировано, но все подростки знали, что он плохо кончил. По мнению взрослых элоимов, рукоблудие открывало отступникам простор для различных манипуляций, поскольку совершалось втайне, и его было сложно проконтролировать. Одним из важнейших условий успешного прохождения инициации являлось обретение контроля над сексуальной энергией, без которой невозможно никакое творение. Энергетическое истощение было для элоима смерти подобно — все созданные им миры держались в физическом плане только за счёт постоянной подпитки энергией создателя.