— Ежели получится дар ваш развить, то будете магические артефакты делать, на сундуки защиту ставить, на лари заклинания накладывать супротив гниения, разложения да насекомых всяких, — важно продолжил отец. — Да что говорить, все и так знают, сколько возможностей разных перед умелым магом открывается. А вы, сыновья, ещё и столяры отличные. Редко кто из магов так простое ремесло ведает, как вы в него вникли. Будут наши сундуки да шкафы ещё в Императорском Дворце стоять!
За столом дружно вздохнули. Все взгляды были устремлены на отца. Он же, не торопясь, отхлебнул из кружки, вытер рот рукавом и посмотрел на нас с братом.
— А теперь ещё одно. Три года срок немалый. Может, встретите там какую магичку, может и до женитьбы дело дойдёт. Знайте — благословение моё получаете выбрать себе любую! Одно только ставлю условие: при любом исходе наказываю продолжить дело семейное! Ну, что скажете, сынки?
— Спасибо, отец! Мы не подведём! — обрадовался Натар.
Брат всегда был готов хоть к пчёлам в улей, лишь бы с приключениями.
— Даже не знаю, что и сказать… — замялся я. — За обучение, небось, цена немалая…
— Немалая, но и не настолько великая, чтобы оставить вас без знаний. Али мы не видим, как ты книжки тайком читаешь да на дальнем поле тренируешься? Али не замечаем, как Натар навострился очаг магией разжигать? — усмехнулся один из средних братьев.
— Вернётесь домой — обучение сторицей окупится! — улыбнулся Курел.
— А посему учёбе быть! — стукнул отец тяжёлой ладонью по столу.
К недоделанному сундуку я возвращался с широченной улыбкой на губах.
Танарил
За полгода до описываемых событий
После короткого разговора с отцом мне приходилось сдерживать шаг, чтобы не бежать. Я был воодушевлён до предела. Во всём Великом Лесу, раскинувшемся под древним синим небом, не было более счастливого перворождённого, чем я.
Отец и Советник назначили день, и скоро прекраснейшая Ланадриэль станет моей женой. Я глубоко вздохнул и улыбнулся. Моя наречённая была не только одной из красивейших лалар[1] Великого Леса, но и девушкой удивительной чистоты и целомудрия. Рядом с ней я робел от любви и восхищения, лишь изредка позволяя себе коснуться струящихся золотым великолепием волос.
Мне не верилось, что я наконец смогу сделать её своей. Каждый раз, когда мы отправлялись на прогулку, Ланадриэль застенчиво розовела, опускала глаза в пол и не позволяла даже взять себя за руку. Я декламировал ей самые изысканные стихи, посвящал ей песни, видел её поэтический образ в лучших картинах мира. При одном лишь взгляде на неё в душе рождалось светлое, восторженное чувство. Как же сладко было знать, что оно взаимно! Ланадриэль говорила о своей любви ко мне робко, стесняясь. И каждое такое признание заставляло ощущать за спиной крылья. Я любил страстно, беззаветно, преданно, и был любим в ответ.
И вот теперь назначен день свадьбы!
От волнения я впервые влетел в её покои без стука. Светлая резная дверь отворилась бесшумно. Слова извинений уже хотели сорваться с языка, но увиденная картина меня парализовала.
Намотав на руку золотистые локоны, прикосновения к которым я лелеял в душе, как самую большую драгоценность, мою невесту грубо имел мой единственный брат. От шока я застыл, не в силах ни уйти, ни отвернуться. Ланадриэль протяжно застонала, и брат ускорил темп.
Глядя на это предательство, во мне умер младший принц Великого Леса Танарил Коравиэль.
Магия скользнула к кончикам пальцев, а смертоносные знаки начертил я сам. Наблюдая, как навечно каменеют сплетённые в похотливом соитии фигуры, я зло оскалился. Защита дворца взвыла, оповещая, что было применено убивающее заклинание.
Я обошёл получившиеся статуи по кругу. Даже сейчас, став серо-мраморной, моя невеста была прекрасна. Забавно, что её восхитительное тело мне удалось рассмотреть только в камне.
Лицо брата было искажено судорогой удовольствия, и в этом был свой символизм. Именно за наслаждениями он гонялся, именно их он ценил превыше всего в жизни. Брат был старше на пять лет, и для него не существовало большей радости, чем забрать что-то моё. С раннего детства я был вынужден прятать свои игрушки, хранить в секрете имена друзей, держать в тайне местонахождение любимых вещей и много учиться, чтобы иметь возможность защищаться.
Однако скрыть помолвку было невозможно. О ней было объявлено, когда окрепла моя уверенность в чувствах Ланадриэль. Двух других невест он соблазнил, и я стал осторожнее. Мне казалось, что брат не сможет её заинтересовать, ведь она была совсем иной: нежной, чувствительной, ранимой, поэтичной и неиспорченной. Или это тоже было обманом?