— Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе? — пытается он снова.
Я бы предпочла побыть одной. И всё же, поскольку я здесь с друзьями, мне бы не хотелось выставлять их в плохом свете из-за моих антиобщественных наклонностей.
— Эти места свободны.
Мужчина садится на один из боковых стульев. Хорошо. Я не собиралась сдвигаться с середины диванчика. Наблюдая за мной, он делает глоток того, что пьет.
— Американка? — спрашивает он.
— Да.
— Актриса?
Я корчу гримасу.
— Нет. А ты? Я имею в виду, актер.
Он смеется. Звучит натянуто. Когда он улыбается, он выглядит как человек, которому всю жизнь говорили, что он красивый, и он безоговорочно верит в это.
— Я Оливер Форд, — говорит он, делая ещё один маленький глоток.
Я киваю, понятия не имея, кто такой Оливер Форд. Его имя ни о чем не говорит, но он смотрит на меня так, будто я должна знать, кто он. Кажется, он ожидает какой-то реакции.
Когда я не даю ему ответа, его брови чуть-чуть сужаются. Хотя он начинает выглядеть расстроенным, я не настолько озабочена, чтобы просить его вдаваться в подробности, так что мы в тупике.
Эти голубые глаза все время смотрят на меня. Мне это не нравится.
— Извините, — бормочу я, вставая, устав от вежливого сидения и пытаясь игнорировать неуместные взгляды, которые он продолжает бросать в мою сторону.
Я захожу за спинку его стула, но прежде чем успеваю отойти, он протягивает руку и хватает меня за руку.
Что за херня?
— Так скоро уходишь?
— Да, — просто отвечаю я, пытаясь вырвать свою руку из его хватки.
— Но мы только начали узнавать друг друга получше.
Почему у всех придурков одинаковая мерзкая улыбка?
— Может быть, ты хочешь, чтобы я пригласил тебя на матч?
Он упоминает город, и я узнаю его. Этот засранец играет за любимый футбольный клуб Генри.
— Нет, спасибо. Я не смотрю футбол, — бормочу я в надежде, что это разозлит его настолько, что он отпустит меня.
Последнее, что я хочу делать, это устраивать сцену в доме кого-то, кто не совсем мой работодатель, но достаточно близок к этому. Кроме того, если он так важен, как утверждает, он может быть почетным гостем или типа того. Почему известные люди обязательно должны быть такими мудаками?
Мне кажется, я слышу позади голос Чарли. Когда я пытаюсь оглянуться через плечо, этот придурок с тисками на моем запястье дергает меня к себе.
К черту всё это.
— Послушай, чувак, — я пытаюсь быть спокойной, но он выводит меня из себя. — Мне всё равно, кто ты и где играешь. Меня это не интересует. А теперь отпусти меня.
Этот придурок делает противоположное тому, о чем я прошу, и сжимает ещё крепче.
Глава 16
ГЕНРИ
Музыка становится громче, когда я выхожу во внутренний дворик. Мои шаги легки, сердце трепещет от открывающихся возможностей. Я осматриваю сад, бассейн и несколько укромных уголков, разбросанных повсюду. Наконец, я нахожу единственную женщину, которую ищу, занимающуюся тем, чего я от неё не ожидал.
Луна в тихом уголке, наедине с другим мужчиной. Она стоит слишком близко к нему, пока он сидит в кресле. Я мгновенно узнаю его. Оливер Форд. Он играет за "Манчестер Юнайтед" и известен тем, что встречается — и спит — с великолепными женщинами.
Я загораживаю дверной проем, останавливая поток посетителей вечеринки. Мне не по себе.
— Я же тебе говорил, — говорит Тревор. В его тоне нет торжества, как будто он просто констатирует факты. Чарли, как всегда оптимистична, тянет меня за руку.
— Не слушай его. Ты же знаешь, какой он.
Она улыбается, ничуть не беспокоясь. Но я услышал это. Сомнение. Нерешительность.
Луна двигается, как будто собирается обернуться. Я жду. Она не поворачивается. Вместо этого она наклоняется к нему ещё ближе.
— Пошли. Давай поздороваемся, ладно? — Чарли улыбается и снова тянет меня за руку.
Мои ноги снова двигаются. С каждым шагом вперед опасения и неуверенность растут.
Тревор сейчас несет чушь. Практически называет её золотоискательницей. Прежде чем он успевает произнести ещё хоть слово, моя рука оказывается у него на груди. Я бросаю на него взгляд, и что бы ещё он ни собирался сказать, он держит это при себе.
Ещё несколько шагов, и Тревор снова что-то бормочет. Теперь он не купился на "ложь” о том, что Луна не знала, кто я такой, когда мы впервые встретились. Я игнорирую его.
Оливер улыбается. Луне. Моей Луне.
В глубине моего живота нарастает странное ощущение. Живой, дышащий монстр, который маленький и незначительный, но с каждым шагом становится всё больше и яростнее. Ярость исходит от него волнами, жгучая ненависть к этому человеку накатывает до тех пор, пока не начинает казаться, что она вот-вот поглотит меня целиком.
Раздувая ноздри, я отстраняюсь от Чарли. Через два шага у моей кузины хватает ума остановить меня.
— Что, по-твоему, ты делаешь? — шипит она сквозь стиснутые зубы. Улыбка, которую она натягивает на лицо, явно противоречит предупреждению, сквозящему в её словах.
Я не отвечаю, но извивающийся, кипящий монстр продолжает бушевать.
— Я знаю этот взгляд, — огрызается она. — Ты злишься. Но почему?
Она не может поверить, что я вот-вот сорвусь. Я должен быть спокойным, рациональным. Она ожидает подобного поведения от Тревора или даже от нашего младшего брата Рекса, но не от меня.
— Ты серьезно собираешься сказать мне, что ревнуешь к этому парню?
ДА.
Мои глаза прищурены, брови нахмурены так, что между ними образуются две маленькие складки. Чарли не видела такого взгляда с тех пор, как я обычно провожал её в частную школу и обратно, отбиваясь от пристававших к ней хулиганов.
— Ты не в себе, — выражение её лица суровое, но голос срывается.
Испуганный тон вырывает меня из жестоких мыслей. Ничто из этого не направлено на неё.
— Ты права, — я киваю, громко выдыхая. — Прости.
— Да, права, и тебе должно быть жаль, — практически рычит она. — Ты сказал мне: «Они просто ждут, когда мы допустим ошибку. Только одну. Это всё, что нужно. Второго шанса у нас не будет». Помнишь это?
Да, я помню, что говорил это.
Потом они будут злорадствовать. Как будто с самого начала знали, что мы облажаемся. Слова, которые сказали нам мои родители, когда люди начали обращать на нас внимание, когда мы больше не были для них невидимками.
— Не забывай, ты злишься не на меня, — продолжает Чарли. — На неё ты тоже не злишься. Ты даже не злишься на того мерзавца, с которым она. Спроси себя, почему ты так злишься, — с этими словами Чарли уходит.
Она права. В основном. Я не сержусь на неё или Луну. Однако этот придурок…
Я в ярости на себя, хотя и по ряду неподвластных мне причин. Оставлять Луну одну на несколько часов, проводить время в клубе, в котором я не хотел быть, танцевать с женщинами, которые меня не интересовали, притворяться, что я отлично провожу время. И вдобавок ко всему, почти преподнес Луну папарацци на блюдечке с голубой каемочкой!
Хотя я знаю, что папарацци не избежать, хотя я признаю, что их камеры — часть моей работы и моей жизни, временами это невероятно расстраивает. Особенно сегодня вечером, когда я ожидал, что эта ночь пройдет по-другому.
Возможно, у меня и не было особого выбора в том, как развивались события до сих пор, но я могу решить, как пройдет остаток ночи. С этой мыслью я направляюсь к Луне, мой брат Тревор следует за мной.
Приближаясь, мы слышим, как голос Луны звучит одновременно обиженно и раздраженно.
— Я же сказала тебе, мне насрать, кто ты! — она безуспешно пытается вырваться. — Отпусти. Ты делаешь мне больно.
Затем всё происходит быстро. Тревор, слишком ошеломленный услышанным, застывает на месте и недостаточно быстр, чтобы помешать мне броситься за придурком, вцепившимся в мою девушку.
Голубые глаза Оливера расширяются от замешательства и страха, когда я рывком поднимаю его со стула. Я вижу узнавание на его лице, когда хмуро смотрю на него. Разъяренный, я сжимаю в левой руке его черную рубашку и галстук, в то время как правой крепко сжимаю его горло.