Мы стоим так, прижавшись друг к другу, грудь к груди. Его прикосновения обжигают мою кожу самым лучшим образом. В его глазах вспыхивает необузданное желание, когда я провожу по твердым мышцам кончиками пальцев. Не торопясь, я провожу руками вниз по его торсу, вдоль восхитительной формы его пресса, вниз по V-образной форме, которая исчезает за поясом его серых спортивных штанов. У меня из горла вырывается какой-то звук, и Генри криво улыбается.
— Что ты там говорила?
— Эм…
— Большой? — предлагает он с самодовольной улыбкой на лице.
— Верно, — я прочищаю горло.
Теперь он ближе, его глаза прикованы к моим губам, его руки скользят вверх по моим бедрам.
— Как в “Красавице и чудовище”, помнишь?
Честно говоря, он так отвлекает. Половину времени я не уверена, что говорю. Тем не менее, он слушает, как я продолжаю, кивает, смеется, подбадривает.
Генри в восторге от ролей, которые он хотел бы получить однажды — шпиона, сложного антигероя, избранного. Затем он ещё раз упоминает возможность продюсирования. Он всегда становится ещё более оживленным, чем обычно. Его мимика и руки помогают ему передать свой энтузиазм. Пока я не упомянула один из его фильмов.
— Подожди, — он отстраняется от меня, но я обхватываю его ногами, чтобы снова притянуть к себе. — Ты правда смотрела «Пирата и принцессу»?
— Да, — на днях после обеда с девочками я вернулась в отель и посмотрела фильм на своём ноутбуке. — Ты действительно хорош.
Такой талантливый и невероятно сексуальный!
В роли капитана Клейтона у него были локоны и козлиная бородка. Я борюсь с подступающим румянцем.
— Могу я спросить тебя кое о чём? — я делаю глоток воды.
— Ты можешь спрашивать меня о чём угодно, — отвечает он.
— Это не о фильме.
— Л, ты можешь спрашивать меня о чем угодно.
Я на секунду прикусываю нижнюю губу.
— Наверное, мне следовало спросить об этом раньше, но сколько тебе лет?
Генри выгибает бровь.
— Почему?
— Что ты имеешь в виду под "почему”? — смеюсь открыто, без всяких оговорок, и мне приятно иметь возможность сделать это.
— Почему ты спрашиваешь? — его широкая, яркая, красивая улыбка заразительна.
— Потому что я не знаю, — моё лицо краснеет, и я тереблю волосы. — Я имею в виду, я не гуглила тебя или что-то в этом роде, — это не значит, что у меня не было соблазна.
— Почему ты не сделала этого? — спрашивает он, наклоняя голову, чтобы получше рассмотреть моё лицо. Снова избегая его взгляда, я драматично вздыхаю.
— Я хотела узнать о тебе всё от тебя.
Кажется, ему нравится мой ответ.
— Достаточно справедливо, — он усмехается, хватая меня за талию и сокращая расстояние между нами. — Я, с другой стороны, не мог дождаться.
— Что ты имеешь в виду?
— Я погуглил тебя.
Я морщу нос.
— Почему?
— Потому что ты очаровываешь меня, Луна. Потому что ты очень осторожна с тем, чем делишься, и я хочу знать всё, — он ухмыляется. — Потому что я надеялся найти твои фотографии, желательно в раздельном купальнике.
Это заставляет меня рассмеяться.
— Значит, ты знаешь о моём дне рождения?
Он кивает с видом превосходства.
— Но я не знаю твоего.
Он удивленно качает головой.
— Хорошо, я посмотрю.
Я спрыгиваю со стойки с намерением забрать свой телефон. Но прежде чем я успеваю сделать хоть шаг, Генри дергает меня за руку, притягивая к себе, пока я не оказываюсь прижатой к стойке.
Его горячее и твердое тело прижато к моему.
Я смотрю на него снизу вверх, собираясь рассердиться, но моё тело предает меня, я наклоняюсь к нему, тоже улыбаясь. Ухмыляясь, он обхватывает меня обеими руками за талию.
— Мне двадцать пять.
Мои глаза расширяются.
— Мне тоже двадцать пять.
— Точно.
— Тебя это беспокоит?
— А должно?
Я пожимаю плечами.
— Ты встречался и с другими. Может быть, тебе нравится быть старше? Или младше?
— Нет, — хихикает он.
— Итак, когда у тебя день рождения? — это мой следующий вопрос.
— А что? Ты готовишь мне подарок?
— Может быть.
— Может быть? — его смех грохочет во мне.
— Я имею в виду, что ты заставляешь меня изрядно потрудиться, — возражаю я, но всё равно прижимаюсь к нему.
Когда его руки находят мою талию, он поднимает меня на стойку, как будто я ничего не вешу. Когда я сижу здесь, мы почти на уровне глаз.
— Ну? — я выгибаю бровь.
Всё, что он делает, это улыбается мне. Но затем его руки скользят вверх и вниз по моим обнаженным бедрам. Я наблюдаю, как он наблюдает за мной. В глубине души я задаюсь вопросом, сколько времени ему потребуется, чтобы заметить, что на мне нет нижнего белья. Он оставил себе единственную пару, которая у меня была. К счастью, его толстовка достаточно длинная, чтобы моя задница не замерзла на прохладной стойке.
— У меня впереди целый день, — заверяю я его, закрывая глаза и кладя голову ему на грудь.
Генри целует меня в висок и заключает в объятия, не переставая улыбаться. Я никогда не испытывала такого уровня счастья…никогда.
Никакого давления, никаких ожиданий. Мы можем просто…быть. За исключением того момента, когда он сказал —
Я останавливаю этот ход мыслей.
— В таком случае, я тебе ничего не скажу, — Генри хихикает, его руки крепко обнимают меня. — И это значит, что тебе придется остаться здесь навсегда.
То же самое чувство, что и раньше…Моё сердце поёт и замирает…Слова, которые он прошептал мне на ухо, эхом отдаются в моей голове. Это не то, на чём я хочу сосредотачиваться, потому что в последнее время это всё, о чем я хочу думать.
Я отстраняюсь от него, чтобы снова спрыгнуть со стойки.
— Уже поздно, — я заставляю себя улыбнуться. — Мне, наверное, пора идти.
— Ещё не так поздно, — он смотрит на время на микроволновке. Уже четверть второго. — Ладно, уже немного поздно, — исправляется он. — Если ты устала, можешь остаться здесь.
— Остаться на ночь?
— Нам следует сделать это привычкой, — он беззастенчиво ухмыляется.
Пока я натягиваю рукава его толстовки на свои руки, он выглядит так, словно хочет сказать что-то ещё.
— Знаешь, я тут подумал…
— Ты уверен, что это нормально?
Посмеиваясь, мы ждем, пока другой начнёт первым.
— Ты подумал… — подталкиваю я.
— Да, я подумал, что могу закончить показывать тебе дом. Если ты вернешься в отель, тебе всё равно придется вернуться через несколько часов, — его тон игривый. — В этом нет особого смысла ходить туда-сюда.
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы удержаться от улыбки.
— Итак…где я могу переночевать?
— Так получилось, что здесь только одна кровать.
— В этом огромном доме?
Он расплывается в широкой улыбке и пожимает плечами.
— Полагаю, тебе придется разделить постель со мной.
На его лице пляшет веселье. Я облизываю губы, не в силах удержаться от того, чтобы они не изогнулись в улыбке.
— Технически, здесь пять комнат, и, возможно, в каждой комнате есть своя кровать, — объясняет он, подходя ко мне.
— Угу.
— Плюс, в офисе есть диван, с которым мы уже очень хорошо знакомы.
Мои уши горят. Они краснеют сильнее, когда Генри прижимается своей обнаженной грудью к моей. Затем он обхватывает ладонями мои бедра, скользит руками вниз к моим бедрам и приподнимает меня.
— Не знаю, к чему я веду, — пожимает он плечами.
Когда я обнимаю его за широкие плечи, он расплывается в улыбке. Обычно мне приходится запрокидывать голову, чтобы заглянуть в эти красивые карие глаза, но не сейчас. Мы смотрим друг другу в глаза, и тогда я понимаю это. Это желание, эта потребность отражаются во мне.
Я немного отстраняюсь и опускаю руки ему на грудь. Мне нужно почувствовать ровное биение его сердца, чтобы напомнить себе, что он настоящий.
— Где ты будешь спать? — спрашиваю я вслух.