— Ты даже не посмотрел, кто это.
— Я узнал твой стук.
— Ох, — если бы это было в любое другое время, уголок моего рта тронула бы улыбка. Учитывая сложившуюся ситуацию, я просто прерывисто выдыхаю.
Его глаза остаются закрытыми.
— Чего ты хочешь, Луна?
Так много всего…
Часть меня хочет забраться к нему на колени, уткнуться лицом в его шею, чтобы он крепко обнял меня, как он делал это много раз до этого. Другая часть возбуждена его близостью, нашим уединением, зрелищем, открывшимся передо мной. Я хочу поцеловать его, затем заползти между его ног, взять его в рот. Хочу, чтобы он тяжело дышал и ругался, чтобы я могла снова ощутить вкус его удовольствия…
Я испуганно моргаю. Возможно, это часть моей проблемы. Я постоянно ищу от него либо утешения, либо секса. Но это не всё, чего я хочу.
Если быть до конца честной с собой, я хочу всего. Всего от него. Но Генри заслуживает целый мир. Гребаную галактику! А не моё крошечное разбитое сердце и помутившийся разум.
— Я надеялась, что мы сможем поговорить.
Он обвинил меня в том, что я не общаюсь, не делюсь своими чувствами. Я обязана ему это, не так ли?
Генри приоткрывает один глаз.
— Теперь ты хочешь поговорить?
— Если у тебя есть время.
Когда это он не находил для меня времени? Он всегда ставил меня на первое место, с самого начала, и, возможно, это стало его падением.
Терпение на исходе, разочарование растет, если судить по выражению его лица, Генри снова закрывает глаз.
— Тебя здесь быть не должно, — вздыхает он.
Из меня вышибло воздух. Он никогда…
С болью в сердце я добираюсь до двери. В последнюю секунду вместо этого запираю её. Потому что он тоже заслуживает утешения. И любви. И защиты. И если он всё ещё этого хочет, если он позволит, я хочу быть той, кто подарит ему это.
Делая глубокий вдох, чтобы собраться с духом, я подхожу к дивану. Или собираюсь это сделать, как только мои ноги снова начнут функционировать.
После множества глубоких вдохов и шагов, я решаюсь протянуть руку и коснуться его руки. Он вздрагивает от внезапного прикосновения. Моё сердце падает, и та малая толика уверенности, за которую я держалась, улетучивается. Он никогда так не делал раньше. Он всегда был рад моим прикосновениям.
— Мне жаль. Я не должна была этого делать, — мой голос звучит глухо между нами. — Генри, я…Я не очень хорошо разбираюсь в словах, — начинаю я.
— Говорит писатель.
— Писать слова — да. Произносить слова вслух — нет.
После очередного долгого молчания Генри встает.
— Луна, ты не должна быть здесь, — повторяет он покорным тоном. — Нет, если это ничего не значит.
Не глядя на меня, он исчезает в спальне. Я смотрю на то место, где он стоял несколько мгновений назад. Мои внутренности сжимаются, я чувствую пустоту и оцепенение.
— Нет, если это ничего не значит.
Что, если это значит многое, но не могу сказать ему, не могу признать это? Слёзы опустошения наполняют мои глаза, потому что он прав. Я не должна быть здесь. Я не могу дать ему то, чего он хочет.
Тихо, с сердцем, тонущим в печали, я выхожу из его трейлера.
Глава 41
ТАДАШИ
Абсолютно разбиты. Плохая идея. Наверное, это была плохая идея позволить Генри и Патрику тоже остаться. Моя соседка по комнате, она любит прятаться, когда кто-нибудь приходит в гости. Вот почему я захожу к себе домой с двумя пакетами — в одном тако, которое нам нравятся, в другом — коробка пива для меня и две баночки с тамариндом для неё.
Луна на диване со своим ноутбуком — наверное, пишет. Она встала и готова исчезнуть в своей комнате. Обычно делает это, когда не хочет, чтобы я видел, что она плакала.
— Я знаю, тебе грустно, и ты не обязана говорить мне почему, — говорю я. Хотя у меня есть идея, поскольку Генри тоже был несчастен. — Но тебе все равно нужно поесть. Я принес нам тако и холодное пиво.
— Завтрак чемпионов.
— Para la cruda.(с исп. От похмелья)
На её губах появляется невеселая улыбка.
— Я ценю то, что ты пытаешься сделать…
— И, — перебил я её. — Первая игра Мировой серии 1988 года. Или пятая игра 2020 года, — я включаю телевизор. — Плюс, пока он загружается, немного Chente.
Волна печали пробегает по её лицу, когда я включаю “Por Tu Maldito Amor” на своём телефоне. Теперь она выглядит ещё меньше.
— Чувак.
— Всех нас постигает горе, братан, — я пожимаю плечами и сажусь на диван напротив. — Есть тако де асада или буче. Что будешь?
Садясь обратно, Луна вытирает глаза рукавом.
— Асада, пожалуйста, — через некоторое время она добавляет:
— Я могла бы приготовить менудо, если у тебя похмелье.
Всегда забываю, что она умеет готовить. Но тогда это значит, что я буду мыть посуду, а я ненавижу мыть посуду.
— Кстати, тот, кого ты привел домой, уронил что-то в ванной, — говорит она. — Я думаю, это кто-то тоже упал. Возможно, всё ещё там.
— И ты не помогла?
Луна ухмыляется.
— Не после прошлого раза.
В последний раз, когда она открыла дверь ванной, она обнаружила меня с двумя девушками и одним парнем, с которыми я переспал прошлой ночью. Послушайте, это была моя первая встреча вчетвером. Я не был готов. Кто-то захотел принять душ, что было не самой блестящей идеей. Теперь я знаю, что мне нужна ванная побольше для такого дерьма.
Мы смотрим игру в тишине. Луна не ест. Она свернулась калачиком на диване, и, чёрт возьми, мне жаль её. Она из тех людей, которые всегда прикрывают твою спину, но думают, что могут справиться со всем сами.
— Эй, ты же знаешь, что не можешь быть Бэтменом, верно?
Она выгибает бровь.
— Если я и могу быть супергероем, то это Бэтмен, — утверждает она.
Я смеюсь.
— Вот чёрт, серьезно?
Она сбрасывает одеяло, в которое была завернута, и встает. На этой девушке комбинезон с Бэтменом. Я не комментирую, но…
— Ты что, смеешься надо мной?
— Немного.
На её лице появляется полуулыбка. Я приму это.
— Я скажу, что каким бы крутым ни был Бэтмен, иногда этот чувак — одиночка. Мне больше нравится Бэтмен, у которого есть Альфред, Робин, Найтвинг и Бэтгерл, — это мой мужчина.
Её полуулыбка исчезла.
— Всякое случается, — вздыхает Луна, долго разглядывая на свою бутылку с Jarritos. Не думаю, что она добавит что-то ещё, но потом… — Сегодня ты счастливый маленький ребенок, а на следующий день твоего отца сбивает пьяный водитель, а твоя мама так и не оправилась.
Чёрт.
— Луна, я не…
Она поднимает руку. Краем глаза я замечаю, как кто-то спотыкается в коридоре.
— Итак, твоё сердце разбито, — шепчет она. — Потому что ты понимаешь, что такая любовь причиняет слишком много боли, — она глубоко вздыхает. — Ты становишься старше и думаешь, что готова попробовать, но парень, за которого ты должна выйти замуж, обращается с тобой как с дерьмом. И ты этого не осознаете, потому что это происходит не сразу. Это медленно, расчетливо, постепенно. Унижение, контроль поведения, провокации, чтобы ты думала, что проблема в тебе. Но, эй, ты молода и наивна, и хочешь доверять людям. Всё наладится, верно? Вот только это не так. Ты перестаешь тусоваться с друзьями, чтобы избежать ссоры. Ты одеваешься по-другому, чтобы избежать ссоры. В конце концов, меняешь себя.
Когда она поднимает на меня взгляд, слёз уже нет, и всё, что осталось, — это холодная отстраненность. Мне чертовски нужны объятия. Я встаю, но Луна останавливает меня.
— Тадаши, не надо. Пожалуйста, останься там.
Я опускаю свою задницу обратно на стул. За спиной Луны Генри отступает в коридор. Не знаю, много ли он услышал. Не знаю, правильно ли для него слышать что-либо из этого. Как мне помешать ей поделиться, если она никогда не делится?
— Ты думаешь, что всё наладится, — продолжает она. — Поэтому миришься с этим. Но за несколько месяцев до свадьбы ты возвращаешься домой пораньше и застаешь парня, за которого собираешься замуж, в своей постели с подружкой невесты.