— Конечно, это важно! Твоё талант и время ценны, и ты потратили их на создание чего-то для меня, — я невероятно польщен и немного ошеломлен. — Когда ты нашла для этого время?
— Когда заканчивала свой первый черновик.
— Спасибо тебе, — говорю я снова, на этот раз заключая её в теплые объятия.
Она откидывает голову назад, её губы невероятно близко. Когда я чувствую легкое, неуверенное прикосновение её пальцев к моей спине, я целую её.
— Не за что, — Луна улыбается той прекрасной улыбкой, предназначенной только для меня.
Эти губы так и манят меня попробовать их ещё раз. Но я не обязан этого делать. Она приподнимается на цыпочки, чтобы прижаться своими губами к моим. Этот аспект наших отношений всегда давался нам легко. Всегда горячий, интенсивный и приносящий огромное удовлетворение.
— Мне вроде как нравится, что ты такой высокий, — шепчет она между поцелуями. Я прижимаю её к себе.
— Мне вроде как нравится, что ты такая маленькая.
— Я не маленькая, — возражает она, ущипнув меня за бок. Я смеюсь, уворачиваясь.
— Значит…Я высокий, но ты не маленькая? — спрашиваю я, чтобы уточнить.
— Именно так.
Луна скрещивает руки на груди, провоцируя меня возразить ей. Я не утруждаю себя. Вместо этого я бросаюсь к ней, поднимаю и перекидываю через плечо.
— Генри! — восклицает она со сдавленным смехом.
— Я хочу тебе кое-что показать, — я посмеиваюсь, поднимая её по лестнице на третий этаж.
Когда я опускаю её на пол, она краснеет.
— Выпендрёжник, — бормочет она, но при этом ухмыляется.
Дождь снаружи барабанит в окна в конце коридора. Мы стоим у белых двойных дверей.
— Что там внутри?
Я беру её за руку.
— Работа продолжается, — предупреждаю я, открывая одну дверь.
Когда я включаю свет, в поле зрения появляются книжные полки от пола до потолка. Подходя к ближайшей книжной полке, она оглядывается на меня, вероятно, понимая, что многие из этих книг были теми, о которых она рассказывала мне после того первого полета в Лос-Анджелесе. Что напомнило мне…
— Я не знал, как вернуть это, — говорю я, протягивая Луне книгу.
Она переводит взгляд с книги в моей руке обратно на мое лицо. Слезы наполняют её глаза, когда она берет свой потрепанный экземпляр "Como agua para chocolate" и бросается в мои объятия.
— Я думала, что потеряла её. Где…как…?
— Пока ты спала, я забрал её у молодоженов. Я положил его в свой рюкзак, но после турбулентности и наших многочисленных остановок забыл, что он у меня.
— Спасибо тебе, — шепчет она.
— Надеюсь, ничего страшного, что я прочитал её.
Луна поднимает на меня взгляд.
— Ты прочитал её?
Я провожу рукой по бороде.
— Ты сказала, что эта книга одна из твоих любимых.
Её губы прижимаются к моим прежде, чем я успеваю закончить предложение. Затем она говорит мне, что это была книга её мамы. Последний подарок, который её папа подарил её маме перед смертью. Когда я пытаюсь извиниться за то, что так поздно вернул её, она останавливает меня.
— Я рада, что она была у тебя, — её щеки розовеют, когда она произносит эти слова. — Если что-то находится в твоих руках, я знаю, что об этом позаботятся и защитят.
Мы оба знаем, что она имеет в виду не просто книгу, а свою веру в меня, своё доверие, своё сердце.
Луна вытирает глаза и прочищает горло.
— Эта библиотека всегда была здесь? — спрашивает она.
— Нет.
Луна подходит к библиотечной лестнице на колесиках, проходя мимо маленького письменного стола.
— Что значит “нет”? — она останавливается и смотрит на меня. — Ты всё это сделал? — спрашивает она, проводя пальцами по спинке дивана, её зеленые глаза устремлены на меня.
— Ты говорила, что хочешь большую библиотеку. Как в “Красавице и чудовище”, — я чешу затылок. — Она ещё не такая, какой я себе её представлял, но…уф!
Луна врезается мне в грудь, крепко обнимая меня.
— Ты построил для меня библиотеку?
— Кресло у окна уже стояло здесь.
— Генри, — игриво предупреждает она, вытирая глаза. Я думаю, это слёзы счастья. — Это невероятно! Ты не должен был этого делать.
— Я хотел, — уверяю я её. — Я хочу, чтобы ты жила здесь со мной, Л, — я целую её в лоб и прижимаю к себе. — И я хочу, чтобы ты была счастлива, чтобы тебе было хорошо и комфортно…
— С тобой мне будет хорошо и комфортно где угодно.
Услышав, как она говорит это…
— Я никогда… — мне приходится откашляться, прежде чем продолжить. — Я никогда не верил, что для каждого есть свой человек, но когда появилась ты, Луна, я понял, что это правда. Ты была создана для меня.
Луна с такой милой улыбкой вытирает слезы, которые катятся по моему лицу. Затем я снова говорю.
— Я хочу смеяться вместе с тобой, путешествовать по миру и заниматься с тобой любовью, — я нежно держу её лицо в своих ладонях. — Я хочу разделить с тобой свою жизнь.
— Я… — она гладит моё лицо, замолчав на мгновение, а затем продолжает. — Временами мне кажется, что я этого не заслуживаю, но это звучит чертовски идеально.
Я не могу сдержать переполняющего меня восторга и кружу её посреди комнаты. По библиотеке разносится её удивленный смех.
— Ты можешь кое-что для меня сделать? — спрашиваю я, когда мы падаем на диван, смеясь.
— Всё, что угодно.
— Скажи это ещё раз.
Зеленые глаза сверкают, когда она смотрит на меня.
— Я люблю тебя, — выдыхает она. — Я так сильно тебя люблю, — её щеки краснеют, но взгляд остается неподвижным.
— Я никогда не устану это слышать, — говорю я с тихим смешком, сажая её к себе на колени и заключая в объятия.
— Хорошо, — Луна сияет, её мягкие губы так близко от моих. — Потому что ты будешь слышать это вечно.
Моё сердце бешено колотится в груди, желая взлететь.
— Вечно? — спрашиваю я, вспоминая, что когда-то она в это не верила.
Наши взгляды встречаются, и мы обмениваемся улыбками.
Её любящий взгляд устремлен на меня, когда она отвечает с уверенностью, которая не оставляет сомнений ни в моем разуме, ни в моем сердце.
— Вечно.
Эпилог
Четыре месяца спустя
ГЕНРИ
— Становится шумно, не так ли?
Снаружи по одну сторону улицы выстроились ликующие фанаты. На противоположной стороне будет наша остановка, где нас ждут красная дорожка и журналисты. Рекламные баннеры “White Memorial”, а также графические изображения студии и различных спонсоров служат фоном на протяжении всего пути до театра. Погода в Лос-Анджелесе идеальная — теплый солнечный день, чистое голубое небо.
— Мы выйдем, когда машина остановится, да?
Когда я отрываю взгляд от телефона, нога Рекса дрыгается. Он нервничает? Странно. Ему нравится стоять перед камерами. И с учетом его гостевой роли в двух сериях второго сезона — и возможного возвращения в третьем сезоне — я предложил ему пройтись по ковровой дорожке вместе со мной, но эту идею отмели.
— Ты — нет, — огрызается Тревор.
В последнее время Трев был рассеян. И весь день был раздражен. Неудивительно, ведь он основал собственную пиар-фирму и нашел трех новых клиентов.
— Генри, Луна, — рявкает он. — Две минуты. Все остальные ждут следующей остановки.
Почувствовав облегчение, Рекс откидывается на спинку сиденья, выглядя более непринужденно.
— Я думала, тебе нравится красная дорожка? — дразнит его Чарли, сидя в телефоне. Её голос легок, но в нём слышится беспокойство. Даже в юном возрасте она всегда была проницательной. И сейчас от неё мало что ускользает.
— Это шампань. Думал, выпускница Оксфорда поймет разницу.
Теперь, когда Чарли закончила учебу, она работает с Тревом. Она гордо улыбается и закатывает глаза.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
Для этой последней остановки премьерного тура “White Memorial” студия выбрала дорожку цвета шампань. Предполагается, что весь актерский состав будет одет в белое. Не уверен, что это лучшая идея, но посмотрим, что из этого выйдет.