— Идем. — Бросила глухо Айрис, обходя рабыню, которая провожала их остекленевшими глазами человека, достигшего катарсиса.
До шумного дома состоятельной, родовитой семьи невесты оставалось всего несколько метров, звуки музыки и веселья уже касались Айрис, и все равно ей казалось, что от момента истины ее отделяет непреодолимая, пугающая пропасть. И с каждым новым шагом эта пропасть лишь растет.
Ее очевидное волнение веселит.
Поглядывая на вышагивающую впереди него женщину, Брес уже открыто позволял себе улыбаться. Так дрожит от предвкушения и трепета, ожидая и не в силах дождаться момента, когда сможет представить его своим недалеким подругам. Какая тщеславная…
Перед воротами, за которыми уже несколько часов подряд пили, ели, делали возлияния богам, оглашали похвальные гимны молодоженам и небожителям, Айрис неловко остановилась. Скинула сначала капюшон, достала из-под полы дорожной одежды запечатанный кувшин с вином, после чего сняла рубище, оставаясь в белоснежном, тонком хитоне.
Поправив цветы в волосах и браслеты на запястьях, она, что-то решив для себя, вошла. Вошла, но не как подобает победителю, готовому сразить собравшихся беспечных гуляк одним лишь видом плененного бога. Женщина, на деле оказавшаяся молодой девушкой с печатью извечной тоски на по-благородному бледном лице, вступила на территорию праздника как рабыня.
И Брес шагнул за ней, отстранено понимая, что внимание смертных больше не досаждает ему. Потому что в этом самом внимании он только что им уподобился, назойливо разглядывая ее, желая тем самым вызвать ответное любопытство. Тщетно.
— Фалернское. Для стола. — Улыбнулась скупо Айрис, протягивая подоспевшему привратнику принесенный в дар кувшин вина.
— Проходи и раздели радость с хозяевами дома, госпожа. — Поклонился ей тот, не преминув оглядеть следующего за ней незнакомца. — Этот господин…
— Он со мной. — Отмахнулась девушка, словно необходимость подтверждать их связь даже на словах, угнетала ее.
Крытый проход — пастада — вел в андрон, комнату для приема гостей, в которой расположились достойные граждане и их жены, наслаждающееся теперь вином, разговорами и музыкой. Не останавливаясь ни на мгновение, Айрис отыскала взглядом невесту, которая как и полагалось сидела отдельно от жениха, в окружении своих подруг. Достойные мужи находились в стороне, возлежа на ложах, ели и вели неторопливую беседу, достойную философов.
Но стоило Айрис войти в гостиную, как разговоры стремительно стихли, а вскоре умолкли и звуки арфы. И Брес с удивлением понял, что онеметь этот праздник заставил не он. Не его божественное явление, а именно эта высокая, худая девушка с лицом, не умеющим улыбаться и глазами, его не признающими.
И то, как гости смотрели на Айрис, говорило о том, что она либо невероятно важная и желанная персона, либо же эти господа предпочли бы обнаружить в своих постелях змею, чем ее — на свадебном пиршестве.
Оглядев собрание, Брес убедился — безусловно, второе.
Занятно.
Когда внимание потревоженных гостей приклеилось к Эохайду и закрепилось там надежно и, кажется, навсегда, Айрис вышла вперед, стараясь держать спину прямо и голову гордо. Что удавалось с трудом. Сосредоточенно и внимательно Брес всматривался в нее, ожидая слов, действий, которые объяснили бы ему происходящее. Так же сосредоточенно и внимательно Айрис всматривалась в окаменевшую Таю.
Безусловно, невеста была предупреждена заранее своей матерью о такой досадной возможности — визит приживалки, а по совместительству, ее заклятого врага. И до последнего Тая надеялась, что Айрис хватит ума не приходить сюда, не выставлять себя на посмешище в очередной раз. Пожалеть хотя бы себя, если жалости к ним у нее не осталось.
Но нет, своим возмутительно дерзким появлением, она заставила их всё вспомнить и скривиться. Праздник был безвозвратно испорчен.
— Я была звана сюда твоей матерью, Тая. — Отозвалась Айрис, почтительно склоняя голову перед Агатой, стоявшей рядом с дочерью. Потом она выразила почтение отцу невесты. — Примите мои поздравления и пожелания безграничного счастья. Хотя в этом, как я вижу, уже нет нужды.
И ответила ей звенящая тишина, которую нежеланная гостья напрасно сочла за протест, возмущение и негласное указание на выход. Отдышавшись и приведя мысли в порядок, она в итоге осознала, что причиной молчания были не ее слова. А стоявший за ее спиной наследник жестокой крови фоморов.