Отвергла его, да, но это еще полбеды. Поразительно, конечно, что нашлось что-то хуже этого, но думая сейчас о своей милой попытке покорить смертную, Брес помимо злости и возмущения ощущал то, что люди называют виной. Потому те слова, обращенные к Мирьям, были полны тревожной истины: он себя не узнавал. Теперь каждую минуту Брес с ужасом ожидал от своей души новых эмоциональных сюрпризов. Возможно, еще несколько дней, и он пойдет к Айрис просить прощения. Начнет петь ей хвалебные гимны и дарить подарки. То есть вести себя так, словно они поменялись местами, словно это он — простой смертный, а она внезапно приобрела в его глазах небывалую ценность и достигла недосягаемых высот, стала хозяйкой его судьбы и прочая, и прочая…
Получается, что Айрис забрала у него куда больше, чем Инанна. И следовало бы ненавидеть за это смертную, а он думает лишь над тем, что она сейчас слишком далеко от него. Где-то там, среди толпы, а может отделенная от нее стенами комнаты. В любом случае, рядом с блондинистым сопляком, который рассматривает ее как жертву своего первого раза. И пусть боги отметят силу воли, удерживающую Бреса на месте.
Эохайд не помнил, как долго пытался вытеснить вопиюще жалкие мысли красотой женского тела. Казалось, ему это почти удалось, и все же сейчас Мирьям заворачивалась в пеплон, а мужчине казалось, что он что-то упустил.
— Кто она?
Пусть Мирьям и сказала, что торопится домой к мужу, ей хватило времени, чтобы задавать вопросы такого рода.
— Она?
— Женщина. Ты… — Любовница вновь смущенно зарделась, словно знала, что не имеет права на ревность и все равно ничего не может с собой поделать. — Ты несколько раз произнес ее имя.
Отличная новость, оказывается кроме всего прочего, ему перестает подчиняться собственное тело.
— Айрис. — Повторила едва слышно Мирьям, «разгадав» суть его замешательства: такой мужчина вполне оправдано может запутаться в женских именах.
И прежде чем задуматься над ответом, Брес уже его дал. С его языка как-то сама собой сорвалась та самая глупость, которую он некогда сказал Мелите.
— Жена? — Прошептала растеряно Мирьям. — О, Яхве… у тебя есть супруга? Но как… как же…
Как же у нее вышло получить тебя? Как же ей удается оставаться в твоих мыслях, даже когда ты находишься в объятьях другой? Как же она посмела назвать тебя только своим?
Вопросы, на которые он бы хотел получить ответы и сам.
— Какая это мука, должно быть. Она, наверное, сходит с ума от ревности. — Добавила глухо женщина.
— Хотел бы я в это верить.
Увидеть неумелую, тщетно скрываемую ревность Айрис было бы все равно что получить ее страстное признание. Предел мечтаний.
Когда Мирьям ушла, Брес еще долго пытался унять внутренний зуд — хотелось спуститься и обнаружить смертную в ее комнате. Ведь в последнее время он стал как-то ненормально зависим от разговоров с ней.
С целью отрешения от глупых надежд он допил вино. Встал с постели и долго расхаживал возле окна, за которым уже сгущались сумерки. Пытался представить, в каких именно красках будет рассказывать Энки о своих злоключениях. Но эти размышления все равно вполне логично вывели его к несносной женщине. Которой он сдался опять, но, слава богам, она пока об этом не знает.
Признавая поражение, Брес спустился в ее комнату и лег на ее постель, мгновенно обретая покой. Весь день пытаясь унять хаос мыслей и чувств, прибегая к, казалось бы, верным средствам, он даже представить себе не мог, что решение всех его проблем было так близко.
Ранее представляя себе роковой день ее гибели (наперекор острому нежеланию его представлять), Бресу казалось, что сие действо будет проходить по иному сценарию. Это могла бы быть болезнь, несчастный случай, старость (а почему бы и нет?). Как бы то ни было, Эохайд видел себя рядом с ней при этом трагическом, но неизбежном моменте.
И никогда бы не подумал, что роль Гермеса — глашатая богов и проводника мертвых — будет исполнять Вергия. Теперь же растрепанная, обезумевшая женщина ворвалась в комнату, распахивая дверь настежь. Пуская в облюбованный Бресом мир спокойствия анархию, дикий шум и запах гари.