— Ладно, я пошел спать. С вами разговаривать — легче с дьяволом договориться.
— Это точно! — рассмеялся главврач. — Иначе меня бы здесь не было, — хитро добавил он.
— Дмитрий Александрович, вы сменились? — спросила подбежавшая к нему запыхавшаяся девушка.
— Да, а что случилось? — видя перепуганные глаза новенькой, задал он вопрос.
— Да у нас там похоже черепно-мозговая, жена мужа молотком по голове тюкнула.
— А Савельев где?
Савельев должен был его сменить.
— Нету, — беспомощно развела она руками.
— Ладно, — устало смирился он с неизбежным. — Машина, водитель, медсестра — все есть? Мои уже дома спят.
— Да-да, Дмитрий Александрович, поедете, да? Спасибо большущее, — заулыбалась новенькая.
— Семенова, пожалуйста, уберите это, — Демидов устало кивнул на бутылку шампанского в руке женщины.
— Дмитрий Александрович, возьмите, ведь новый год же! — стараясь засунуть ему бутылку, умоляющим тоном приговаривала дородная бабища. — Спасибо, что вы моего оболтуса вылечили.
— Да не за что, — устало махнул рукой Демидов. Лучшим подарком было бы, если б вы меня вообще не вызывали.
Это заметили уже все, что мать-одиночка старалась почти в каждую смену Демидова вызывать скорую. Как она узнавала, что он работает не в свои смены, оставалось загадкой. Наверняка у нее был свой осведомитель в диспетчерской. Ну и ладно! Бог с ней, с Семеновой. Он очень устал, просто валился с ног.
Засунув бутылку в карман дубленки и, наскоро попрощавшись, он потопал по лестнице вниз в машину. Савельев, сволочь, так и не появился, хоть бы позвонил, зараза. Забухал, небось, как за ним водится, а теперь на глаза стыдно появляться. Это был не первый раз, когда Демидов дежурил за Савельева. Ведь были времена, когда и он вот так уходил в запой, и Савельев без каких-либо упреков дежурил за него по двое суток подряд.
Все! Последний вызов! Домой, спать! И не просыпаться до следующего года!
Уже на подъезде к больнице он вспомнил о спящей красавице. Вот наказание! Что с ней делать?! Сейчас начнет артачиться, а он так устал! Может завтра ее забрать? Или поспать хоть пару часов и потом приехать? Нет, парой часов он не обойдется, а потом вообще может про нее забыть. Надо забирать пока помнит.
Почесав заросщую щетиной щеку, он вылез из машины скорой помощи в солнечный новый день и… встретился взглядом с Савельевым. Без каких-либо приветствий и комментариев он показал на него указательным пальцем и выдавил безапелляционно:
— Ты дежуришь за меня в новогоднюю ночь!
— Димыч, без вопросов! Ну извини, мужик, вчера надрался, не мог пошевелиться.
— Ладно, проехали, — махнул рукой Демидов, идя размашистой походкой к зданию больницы.
Палата казалась пустой, пять кроватей были аккуратно застелены разноцветными покрывалами, на тумбочках стояли какие-то банки, чашки — видимо, должны были обозначать присутствие больных, которые кто как, хоть ползком, но ушли домой отмечать новый год с семьей. И только на шестой кровати, свернувшись калачиком, лежала спящая красавица. Кто-то из сердобольных пациенток выдал ей растянутые треники и огромную полинявшую от долгих стирок рубаху. Уютно устроившись на подушке, подперев кулачком щеку, она увлеченно читала книгу в мягком переплете.
Отсутствие других пациентов почему-то сделало атмосферу более интимной что ли, поэтому он к своему удивлению постучал в открытую дверь. Да что это с ним!
Она вздрогнула, и быстро отложив книгу на тумбочку, села на кровати.
— Доброе утро, — улыбнулась она своими зелеными глазами. Разводы потекшей косметики, которые он видел, когда вез ее на скорой, исчезли без следа. Теперь ее лицо было по-детски чистым и неестественно белым, хотя может это и естественно для рыжих. Жаль рыжая копна превратилась в унылые сосульки.
— Утро добрым не бывает, — буркнул он народную мудрость.
На секунду улыбка готова была сбежать с ее лица, а потом расцвела еще больше:
— Почему? — удивилась она бодро. — Сегодня такое солнышко!
Она показала в сторону окна, за которым действительно в отличие от последних пасмурных недель светилось голубое небо. Такой голубизны зимой практически не бывает. Наверное, небесная канцелярия решила людям устроить праздник под новый год, подумалось ему. Как же он устал! Ему было все равно, какого цвета небо, солнце или ее зеленые глаза!
Со вздохом он присел на противоположную кровать, снова потер заросшую щеку.
— Слушайте, больница на праздники закрывается. Здесь никого не будет, — добавил он, чтобы она лучше поняла смысл. — Главврач не хочет нести за вас ответственность, мы не знаем ни как вас зову, ни ваш адрес, ни ваших родственников. Поэтому вы некоторое время поживете у меня.
Он внимательно следил за выражением ее лица, но никак не мог понять, о чем она думает.
— Других вариантов, я так понимаю, у меня нет, — скорее утверждение, чем вопрос.
Он кивнул, продолжая изучать ее лицо. Что-то было в нем, что притягивало взгляд. Нельзя сказать, что она была красива, но своеобразна — это точно. Белая прозрачная кожа с россыпью веснушек, гладкий высокий лоб, аккуратненький чуть вздернутый носик, пухленькие губки… Так стоп! Он устал! Ближайшие планы на будущее — спать! На чем мы остановились? Ах, да, надо перевезти ее к себе.
— Я сейчас постараюсь достать какую-нибудь обувь. Можете завернуться в одеяло — до машины дойдете, я его потом верну. Собирайтесь, я сейчас вернусь.
Она все еще сидела на кровати, блистая своей белизной в лучах солнца, немеряно для зимы бьющего в окно.
— А почему главврач решил переложить ответственность на вас? — он уже выходил из палаты, когда услышал вопрос с издевкой.
— Может он хочет меня женить, — пожал он широкими плечами, не оборачиваясь. — Не переживайте, в данный момент, я ни на что не гожусь, так что насиловать вас не буду.
— А потом? — засмеялась она.
— Потом посмотрим, — его губы против воли растянулись в улыбку.
Солнце, нещадно слепящее глаза, играющее бликами от сугробов белого снега, поддерживало в нем последние остатки сил. Пока они молча ехали в его баклажанного цвета шестерке с помятым крылом и вмятиной на пассажирской двери, ему вообще показалось, что спать не так уж и хочется. Лицо само расплывалось в улыбке то ли от долгожданного солнышка, то ли от коротких взглядов на пугало, сидящее на пассажирском сиденье. Натуральное пугало: в чужом, дурно пахнущем тулупе, из воротника которого торчал только вздернутый носик, в огромных валенках на голые ноги, да зеленые глазищи, удивленно по-детски распахнутые, впитывающие в себя все, что происходит вокруг.
Но когда они вошли в теплый темный подъезд хрущевской пятиэтажки, на него сразу нахлынула новая волна усталости. Передвигать ноги уже почти не было сил. Дойти бы до третьего этажа!
Полез за ключами в карман, нащупал бутылку шампанского, с проклятьями выудил все-таки связку и наконец открыл дверь. Все! Квартира встретила знакомыми домашними запахами. Сон!
По пути стаскивая ботинки, снимая дубленку и раскручивая шарф, кидая это все куда придется, он прошлепал в комнату:
— Брать у меня нечего, так что воровать вы не будете. Можно посмотреть чего-нибудь в холодильнике, может найдете чего-нибудь кроме повесившейся мыши — бурчал он, направляясь в спальню сквозь проходную комнату, по ходу движения махнув рукой в сторону — по-видимому кухни. — Ванна, туалет, — снова неопределенное махание рукой в сторону. — Располагайтесь. Не шуметь, ко мне не входить даже в случае третьей мировой. Все! Я спать!
И он скрылся за дверью второй комнаты.
Она услышала, как он со стоном повалился на кровать и все стихло.
Она еще некоторое время постояла посреди маленького темного коридорчика, потом аккуратно, чтобы не шуметь, вытащила ноги из валенок, собрала его разбросанные ботинки, поставила аккуратно рядом, не спотыкаться же об них в темноте! Повесив тяжеленный воняющий тулуп на вешалку, прошла в комнату. Снова немного постояла, оглядываясь.