Впоследствии понятие «лабиринт» стали отождествлять с запутанным внутренним устройством дворца, превращенного на родной фантазией в легендарное сооружение, где страшное чудовище Минотавр пожирало заблудившихся людей.
Не исключено, что даже в мифах о Тесее и Минотавре есть какие-то отзвуки реальных событий. Вполне возможно, что критские цари сначала содержали афинских заложников в своем дворце, а потом во время игр принуждали выполнять опаснейшие трюки. Эти упражнения в большинстве случаев кончались смертью акробата на рогах разъяренного животного.
И предположение Артура Эванса, что открытый им дворец в Кноссе - это легендарный лабиринт, о котором гласят греческие мифы и предания, не было лишено оснований. Доказательства, которые выдвинул Шлиман в подтверждение того, что он «взглянул в лицо Агамемнону», оказались под обстрелом критики еще при жизни исследователя шахтовых могил в Микенах. Некоторые ученые, - а среди них был и ближайший сотрудник Шлимана, известный археолог Вильгельм Дерпфельд, - обратили внимание на шаткость рассуждений археолога и выразили мнение, что микенские могилы хронологически относятся к началу XVI в. до н. э., если принять 1180 г. до н. э. за дату окончания Троянской войны.
Новая гипотеза, казалось бы, должна была только порадовать Шлимана. Во всяком случае, смысл ее сводился к тому, что открытие, сделанное в Микенах, играло в истории значительно более важную роль, чем он сам мог предполагать.
До того как выдающийся археолог обнаружил могилы, историю Греции начинали от первой Олимпиады, которая состоялась в 776 г. до н. э. Все, что происходило раньше, ученые считали легендами и мифами, лишенными исторической достоверности. Шлиман полагал, что его находки в Микенах расширили рамки греческой истории на 400 лет, тогда как, по мнению иных ученых, человечество благодаря ему обогатилось знанием истории древней Греции на заре ее возникновения, т. е. рамки греческой истории расширились более чем на 800 лет.
Но Шлиману слишком дорога была мысль, что он открыл могилу Агамемнона. Генрих не признавал новой гипотезы и не разделял ничьих сомнений. Этим он напоминал Колумба, который до конца жизни твердил, что открыл новый морской путь в Индию, хотя в действительности заслуга его была во сто крат больше, ибо великий мореплаватель открыл новый континент.
Здесь не место вдаваться в детали полемики. Мы ограничимся лишь сопоставлением нескольких основных аргументов Шли-мана (кратко мы о них уже упоминали в главе «Золотое лицо Агамемнона») и критических замечаний его противников.
Первый аргумент. Длинные щиты, кубок с двойной ручкой и клыки дикого кабана, служащие украшениями, свидетельствуют о том, что микенские воины были героями Троянской войны.
Ответ. Эти совпадения действительно могут привести к такому выводу. Однако нельзя не видеть различий, которые более существенны, чем эти совпадения. Раскопки доказывают, что жители Микен хоронили покойников в земле, а воины Гомера сжигали их на огне. В шахтовых могилах найдено лишь бронзовое оружие, тогда как герои «Илиады» уже пользовались железными щитами и мечами.
Второй аргумент. Во дворе микенской крепости пять могил - Агамемнона и его приближенных, т. е. ровно столько, сколько их называет Павсаний.
Ответ. Да, этот аргумент имел некоторые реальные основания, но лишь до определенного времени: несколько позднее греческий археолог Стаматакис обнаружил во дворе шестую могилу. В результате следует признать, что Павсаний, вероятно, осматривал какие-то другие могилы, а не те, которые откопал Шлиман. Это подтверждают, наконец, и дополнительные обследования территории. Оказалось, что обломки, толстым слоем покрывавшие двор микенской крепости, лежали там уже во времена Павсания, поэтому он не мог видеть могил. Именно этим обстоятельством объясняется то, что многочисленные завоеватели, в разнос время владевшие Пелопоннесским полуостровом, не ограбили царских могил, полных золотых сокровищ.