Мирена оттолкнулась, кувырком поднялась и рванула к косе. Дарссеанин щурился от помех, но выстрелил. Она сделала сальто назад, а хлыст завис в воздухе. От взмаха Фоломея, он подпрыгнул и ошпарил броню морозной кромкой. Мирена элегантно приземлилась и прошипела от жжения в спине. Слева падал белый пар от колышущегося на ветру хлыста. Он словно парил по воздуху, а прикосновения хладагента растирали прозрачную тонкую ткань.
Хлыст полетел на неё, роняя белую дымку. Кувырком Мирена передвинулась вперед и ощутила, как к плечу приковался второй выстрел. Дарссеанин дёрнул хлыст к себе. Мирена упала на живот и ударилась потресканным стеклом. Он снова выстрелил и двумя левитационными хлыстами поднял тело. Мирена злобно прорычала. От костюма пошли чёрные вены, но застывали в пару.
- Что ж, - прозвенел голос дарссеанина в шлеме. Сквозь сияния глаз проскользнули помехи. - Теперь ясно, как тебя можно остановить.
Из его кистей полился толстый слой хладагента. Он начал перебираться по хлысту к Мирене и испускать густой белый туман.
- Хватит тявкать, - нагло, с усмешкой произнесла Мирена. Дарссеанин глухо тсыкнул и унюхал гниль в фильтре. Инфоцепи шлема замерцали, руки и ноги начали неметь, а пластины доспеха таять. Ветви нейрона сплелись с чёрными нитями, а разум со стонами, что нашептывали в небе.
Лонсеан косолапо спустился по ступенькам и прыгнул. Экзоскелет в доспехах проскрипел в сопротивлении. Лонсеан приземлился на киборга, отбросил его к двери и проехался по ступенькам. По коридору 52 этажа просвирипели обломки двери. Броня киборга оцарапала чистый глянцевый пол.
По ощущениям, вибрации перилл возвышались, и топот поднимался к крыше. Лонсеан понял, что киборги отступили, в мыслях начал восходить прилив эмоций, когда разум расслабился. Он опустил голову на ступеньки и промычал от осознания: как же изнурила тяжесть и электрические покусывания экзоскелета; доспехи поскрипывали, а звук отдавался по нервам; фильтр пускал дым до аллергического кашля, а инфоцепи шлема рябили, поэтому ему приходилось сражаться сквозь мелкие отверстия, которые слегка натирали вспотевшую кожу и выбешивали.
"Емкость цела, но хладагент, скорее всего, закончился?" - гадал он, валяясь на лесенках.
Вдруг Лонсеан услышал аккуратный легкий шаг. При мысли, что кто-то подкрадывается, он сжал кулаки и приподнял голову. Эд стоял чуть ниже, горбатясь и цепляясь за бок. Парень почувствовал его взгляд, напряженность в молчании, недоверие, которое будто стояло на соседних ступеньках. Он резко остановился.
- Ты ещё жив, - грубо удивился Лонсеан. Эд смутился. Ему не понравился тон дарссеанина. - Ирма уже улетела, а я устал, поэтому не стоит меня провоцировать.
- Ясно, - начал понимать Эд. - Значит, поэтому террористы полезли на крышу. Скорее всего, они собрались преследовать Ирму.
Дарссеанин ничего не ответил. Он поник, прислушиваясь к мыслям.
Вертолёт Ирмы отдаляется в край света, а Мирена лишь наблюдает. Туда же стремились её мысли. Мирена хотела броситься в преследование, прорываясь по молекулам воздуха, по взмахам ветра и по волнам моря, сквозь приливы солнечных лучей и бесконечные голоса электромагнитных волн. Однако чем дальше отдалялся её разум, тем сложнее было удержать цепи личности в бесконечных связях инфопотока. Если для ребенка мир за пределом города казался огромным, то для Мирены планета - бескрайний ад связей и взаимодействий. Она боялась покинуть город, в котором жило её я, ибо, затерявшись, ни одна карта не привела бы домой.
Слабая связь от мелкой капли в тёплом теле дарила надежду. Она ощущала Ирму, но смутно, будто пыталась вспомнить сон после пробуждения. Вмиг связь затерялась среди голосов, чужих воспоминаний и чувств. Исчезла надежда. Осталась лишь боль. Мирена упала на колени и закричала, вбивая кулаки в пол. Её окутало знакомое чувство, где нет брата, где живут лишь она, боль и голоса.
Жнецы ощутили привкус страдания. Оно словно пробудило искру жизни, когда счастье "ощущать" смешалось с болью хозяина. Они вспомнили о горе. Волны в жиже закричали следом и через вибрации звука испустили гнетущую боль. Мирена прекратила бить пол. Ей стало легче от того, что кто-то страдает. Их крики приглушали боль, а её плачь - освобождал. Когда слезы вырывались из клетки тела, она будто становилась счастливее.