- Ты ничего не понял или, быть может, не пытался понять. Когда я говорила, что смерть - хорошо, то не имела в виду, что жизнь бессмысленна. Я никогда бы не растворила тебя. Ведь я создала тебя.
- Создала? - прошептал Эд, будто уже дошел до края рассудка.
- Ты же видел воспоминания Рарказа? Мог бы догадаться, что я создала тела, а ты, между прочим, помог, дал энергию, когда мы связались, поделился нулевым потоком. В благодарность я подарила тебе сосуд, равный моему.
- Что ты несешь, - прошипел Эд, закрывая уши. Он опустил взгляд в пол, где булькалась жижа. - Зачем нужны тела, если мы потоки? Почему мы равны, если я по силе слабее?
- Они для того, чтобы узреть себя в симбиозе, чтобы знать, куда двигаться дальше и как совершенствоваться. Если система - мир, состоящий из взаимосвязанных и взаимодействующих потоков, то потокам нужна индивидуальность, чтобы как следует понимать все элементы системы. И ты не слабее, просто ограничен структурным ограничением. Материя не позволяет пользоваться силой в полную. Чтобы использовать нулевой поток, тебе придется умереть, а точнее избавится от материи.
- Да пофиг на всё, - перебил он. Мирена удивлено сморщилась. - Отпусти их! Отпусти моего друга. Прекрати их мучить!
Эд пустил слезы от отчаяния. Мирена разочарованно вздохнула.
- Вы дураки, - пробубнила она, подняла косу на плечо и обошла Эда. Мирена прошептала за его спиной. - Я их не держу. Они сами ко мне приходят.
Жижа начала сохнуть и растворятся. Черный пепел развеивался в небе, дым выдворялся ветром и смердил запахом гнили. Стоны навеки стихли. К Эду, в тишине мыслей, постепенно начал возвращаться рассудок. Он поднял голову и увидел, как черный колонны превратились в серые иссохшие небоскребы, дымящие чёрной копотью. Эд снова вспомнил, что Ломанс растворялся также, поднял парализатор и начал высматривать Мирену. Её силуэт скрылся в двери. Тогда Эд отпустил сестру, не понимая, освободила ли она души или просто растворила жижу.
Возможно, стоило узнать правду? Вопросы Рарказа забеспокоили его. Однако он чувствовал, что не готов.
Эпилог
Затекли пальцы, когда вцепилась дрожь. До судорог морозило. Ощущалась тряска и буйство кресла, будто частный поезд прыгал по кочкам, либо бился со встречным ветром, но он плыл по туннелю и свободно передвигался по проводу. Тьма пряталась после того, как фонари и белые пары обволакивали стены, словно она боялась холода, возможно, кричала, а стоны впивались в пары и просачивались в поезд, нашёптывая.
Морозило безумно. И мысли подсказывали, что всему виной именно шепот. Оперативники должны его слышать, но их безмятежность и спокойствие поражало. Пальцы согреваются, когда растирают грубую ткань, а разглаживания темно-серую обшивки отвлекали. Жесткая спинка словно прячет и в то же время удерживает тревогу в изоляции, как стенка решётки.
Резкая остановка ошеломила. Брасианка повалилась на пол и разбила фемтограф с розовой ленточкой. Она стонет, приподнимается, тянет руку, ведёт, хоть и не хотелось покидать вагон, где, как чудилось, ожидает мрак туннеля.
Подъем вел, но на волю. Это говорит воздух. Впервые он настолько свеж и лёгок. За раскрытой дверью лазурный закат уходит спать. Тьму преображали биолюминисцентные растения. Края и вены их горели и освещали крыльцо, высокий железный забор, стены первых этажей.
В здании ожидали улыбки. Печатный станок заработал, и лицо каждого исказилось. Они безжизненны и счастливы. Лица что-то хотят, но скрывают.
- Пойдём, малыш, - произнес маленький тосорец с зеленым мехом и протянул руку. Он так же улыбается. - Я не обижу, - он замолк, он отдалялся, но стоял. Рука брасианки почему-то казалась достойней, но дрожала то ли от страха, то ли от тряски.
Широкая лестница тянется вверх, остолбеневшие ноги ели поднимаются, а последние ступеньки хитры и неподатливы. Они растягиваются от взгляда. Тосорец с синей шестью прошел их первым. В руках контейнер. Маленькие пузырьки плавают в одном чане с белыми хлопьями. Первым делом хотелось дотронуться до черного колобка, проведя рукой по вязкой жидкости. Однако шёпот опалил морозной дрожью. Вновь затрясло.
Рука ощущает свободу, но внизу что-то сковывает и согревающе трётся. Оказалось, что в ногах игрушка нежится о тело и обнимает с любовью. Карие глазки-пуговки теплы, а голубой хохолок растрепан. Но нежный мех не согревает чувства в недрах. Отчужденность сдавливает. Нежности и ласка сильно сближают, но близость пугает.
Брасианка утирает полотенцем. Потресканный фемтограф валяется на тумбе. Её рука потянулась к сушителю шкур, чуть подвинула устройство, остановилась. Брасианка отвлеклась, призадумалась и хмыкнула. Сушитель остался на тумбе. Вода из ванночки с гулом стекла по трубам. Почему-то шум напомнил крики.