- Куда?- спросила я, не понимая.
- К тому, кто всегда с тобой.
И мы шли в кромешной темноте, и теперь уже Маугли вела меня за руку, теперь уже она была зрячей, а я- слепой. Мы шли совсем недолго. Тонкие, тёплые пальчики Маугли на миг сжали мою ладонь- и пропали. Я побрела, ощупывая тьму руками...
- Маугли?- позвала тревожно.- Маугли!
- Юлия?- Удивлённо вскрикнул знакомый голос.- Юлия!
И он схватил меня, обнял, сжал так, что я задохнулась от боли- но только сильнее вцепилась в его плечи, как в якорь, как в истинную реальность, как в спасение...
- Юлечка, ты, ты, ты...
И я проснулась. Открыла глаза и увидела какие- то лица.
- Ну вот, а ты говорил- сдохнет. Кошки- они живучие. И бабы- тоже.
- Идите к чёрту.- Сказала я им.
- Ну гляди, раз к Хорту посылает- значит, жить будет...
Они не дали мне умереть. Диррэн Росар почему -то счёл своим долгом спасти мою трижды ненужную жизнь. Он велел положить меня в своей комнате, следил, чтобы меняли повязки и лично лил мне в пасть воду. Трое суток я провалялась без сознания,, потом начала приходить в себя. Росар уговаривал меня есть. Сначала я думала, что диррэн- это его имя, а оказалось- звание, что -то вроде майора. Он командир крепости. С чего он взял, что обязан выхаживать меня?
Ещё через три дня я встала на ноги. Кошки, действительно, живучие. Полуотрубленный хвост гарнизонный лекарь пришил мне простыми нитками- и ничего, прирос хвост, так, чепуха, немного кривоват... Он меня везде так зашил- крупно и криво, как покойника.
- Если б вы были портным и шили мне платье- я бы вас убила.
- А, по- моему, ничего. Лошадь мне латать доводилось, а вот кошку- впервые. Как Вы себя чувствуете, дама?
- Паршиво.
- Ну, так и должно быть. А теперь марш на подстилку. Вам ещё недели две лежать.
Псы вполне прижились в крепости. Тут уже было четыре собаки, так что ещё две погоды не сделают. И Пушок и Волчок уже начинают привыкать к новой жизни- и образ Данлы в их сознании стирается, тускнеет... Нет, они не скоро забудут свою хозяйку, если забудут вообще, но помнить будут так... по собачьи. В крепости им живётся хорошо. Солдаты их балуют. А удавчик Соня стал всеобщим любимцем, гордостью и чем -то вроде талисмана. Во -первых, ни в одном гарнизоне нет ручного змея. А во- вторых, оказалось, что Соня раскрашен в цвета Лангедорского знамени- жёлтый, чёрный и красный. Так что он сам теперь- вроде знамени. Его громко назвали Драконом Гури- так называется крепость, Гури. Росар взял его к себе и обожравшийся удавчик дрыхнет, уютно обвившись вокруг потолочной балки. Заглотал трёх крыс, чем привёл общество в бешеный восторг. Боевой змей, блин.
Ещё через четыре дня я ушла из крепости Гури.
- Ты уверена?- спросил Росар.- Кошка, не дури, куда ты пойдёшь?
- Не знаю. Но я не могу здесь оставаться.
- Тебе нужно что -нибудь?
- Наши вещи. Твои солдаты ведь ещё не всё порастащили? Хочу покопаться и найти кое- что.
Никто не видел, как я плакала, перекладывая эти вещи, каждая из которых- воспоминание.
Я нашла свою потрёпанную сумочку и карту. Взяла жратвы в дорогу. И ушла, куда глаза глядят.
Одна моя жизнь кончилась, а другая почему -то не началась. Странное, подвешенное состояние между жизнью и жизнью... Я была почти мертва- и знала это.
А вокруг бушевала короткая северная весна, и всё живое, от букашек до медведей, изо всех сил торопилось жрать, драться, плодиться- жить, просто жить... И я брела через безумие кончавшейся весны, как призрак, как нечто чужеродное- я была чужой этой весне, больная, забинтованная кошка. Содрала бинты и закопала. Пошла дальше.
Я не знала, зачем мне жить, и не хотела жить, застряв в безвоздушном пространстве между жизнями, не живая и не мёртвая, и не было во мне ничего, кроме отчаяния, тупой покорности судьбе и полнейшего равнодушия ко всему белому свету.
Часть 4. Край.
Глава 1.
Не знаю, сколько дней я брела по лесам, питаясь грибами и ягодами- мерзкая вещь, сырые грибы, а ранние ягоды почти все несъедобные. Север мне опротивел, это богом проклятое место, где так легко и буднично убивают детей, и я пошла на юг. В общем- то, мне было совершенно всё равно, куда идти. Потом начались более людные места и пропитание себе я добывала воровством и откровенным разбоем. Единственное, что могу сказать в своё оправдание- детей я старалась не пугать. А взрослого могла и когтями шваркнуть. Практически перешла на ночной образ жизни.
Я брела наугад, без цели, в совершенно мрачном и равнодушном состоянии духа, совершала плохие дела и ни с кем не разговаривала.