Щукину хотелось вернуться в лагерь. Туда, где его ждали лопоухий Кривцов, рыжий Перепелкин и балбес Васильев, в тишину разрушенных стен. Ему пообещали, что там будет хорошо, всегда хорошо. И главное, он больше никогда ничего не будет бояться. Теперь все за него будут решать другие.
«Веди его», – раздался приказ.
Щукин спрыгнул на землю, пошел к хоздвору. Глебов помедлил, но побежал следом.
Солнце все так же обтекало Серегу со всех сторон, ходьба согревала слабо.
Когда Щукин пришел на место, приказы посыпались один за другим: «Схватить мальчика. Не пускать. Удерживать на месте».
Васька что-то кричал, пытался вырваться.
– Отпусти, – прошептала барабанщица, и Серега подчинился.
А потом произошла странная вещь. Ему приказали уходить домой, прихватив с собой Ваську. Но что-то ударило его в лоб, и он оказался лежащим на груде камней. В голове разорвался нестерпимо громкий крик.
И все закончилось.
– Серега!
Щукин приоткрыл глаза. Высоко над ним смутно виднелись два размытых лица, говорили писклявые голоса.
– Щука! Ты живой?
Голоса стремительно приблизились.
– Что же будет? – всхлипнула Ленка.
На лицо Щукина упало несколько слезинок. Он лизнул их языком. Соленые.
– Не реви, – толкнул девочку Глебов. – Вон, глаза открыл. Значит, жив. И когтей уже нет. Все в порядке! – Василий внимательно поглядел на еще не совсем пришедшего в себя товарища. – Это ты или опять не ты? – спросил он, толкая его в плечо.
– Где не я? – хрипло прошептал Щукин.
– Рассказывай, что было! – Глебов приподнял приятеля и посадил, удачно прислонив спиной к ржавому дырявому ведру.
– Васильев… – начал Щукин и замолчал.
– Что Васильев? – нетерпеливо подтолкнул его друг.
– Не бойся, – прошелестело сверху, и над ребятами склонилась знакомая фигура. В покореженную арматуру были вставлены куски гипса. Отбитые края состыковались плохо, поэтому смотрелась статуя жутковато. Но барабан и палочки она в своих гипсовых руках держала крепко. Часть лица была перепачкана в чем-то красном.
Щукин испуганно покосился на Глебова.
– Чего это с ней?
– Разбили ее. Забыл?
Щукин встряхнулся и опять чуть не потерял сознание, до того яркая картинка всплыла в его голове – разрушенные корпуса, среди высокой травы в шахматном порядке расставленные полупрозрачные фигуры ребят, отрешенные лица, пустые глаза.
– Она… – вскрикнул Серега, оглядываясь.
– Ушла, – успокоил его Васька. – Рассказывай.
Щукин схватил приятеля за рубашку, притянул к себе, нервно зашептав:
– Она там, под крестом лежит. Я сам видел. Крест сожгли, а она осталась. Глаза черные, смотрят. Она отряд собирает, свой собственный. Васильева к себе забрала, тех двоих из первого отряда… Зовут их как-то смешно… – Щукин потер лоб, мучительно вспоминая имена. – Я знал тогда, а теперь не помню. Там еще кое-кто есть. Меня к себе звала, но велела без тебя не приходить. – Щукин дернул друга к себе и заорал прямо ему в лицо: – Не ходи туда, Васька, не ходи! Там страшно! Не ходи!
Глебов еле оторвал от себя руки приятеля.
– Чего ты, Щука, – пробормотал он. – Все в порядке. Расслабься. Никуда мы не пойдем. Ленка, – толкнул он застывшую девочку, – чего сидишь? Тащи воды!
Когда на голову Щукина вылили таз воды, он успокоился.
– Что ж это получается? – Васька задумчиво смотрел на всхлипывающего товарища. – Мы его с того света вытащили?
Барабанщица постучала себя палочкой по голове: тук-тук.
– А! – догадалась Лена. – Камень! Это же был кусок от барабанщицы! Он его в чувство и привел. Здорово, что я в тебя им запустила! Я так испугалась, когда увидела, что здесь происходит…
– Одна барабанщица спасает от другой барабанщицы, – пробормотал Глебов себе под нос. – Забавно…
– Ну их, – опять заговорил Щукин. – Оставь. Пускай между собой сами разбираются.
– Так… – Глебов осмотрел поле боя. – Кто бы мне объяснил, что здесь происходит? – Он глянул на полусобранную статую. Та загадочно повела палочками по шее и улыбнулась, так ничего и не сказав. – Горло? – Глебов схватился за шею. Ранки, сделанные когтями Щукина, чуть подсохли и уже не кровоточили. – Кровь? Я испачкал руки, – он развернул грязные ладони, – вытер их о камни, и моя кровь собрала тебя? – Васька вгляделся в заляпанное каменное лицо. Барабанщица кивнула. – Вот это номер! – расхохотался он.