— Слишком долго, Эдрик, — со вздохом согласился Адам, и его лицо украсила настороженная улыбка, так хорошо знакомая старшему конюху. — Я ведь еще не был дома в Торнейфорде. Здесь ли лорд Гийон?
— Поехал на охоту вместе с графиней, господин Адам. — Слуга помялся, глянул заискивающе и вдруг просиял. — Да, но зато здесь господин Ренард и госпожа Хельвен.
Улыбка застыла на губах слуги и быстро померкла. Обращенное к нему лицо Адама внезапно изменилось. Рыцарь взялся рукой за уздечку, словно решил снова сесть в седло, и обернулся к своему войску. Услышал радостные вздохи облегчения, увидел, как солдаты расправляли затекшие руки и ноги, растирали измученные долгим походом мускулы и спины. Они очень устали, проскакав верхом громадное расстояние, и было бы глупо и крайне невежливо уехать теперь, когда все узнали об их прибытии. Доносившийся из котла запах еды вдруг напрочь лишил Адама былой решительности.
От конюшни широкими шагами к нему приближался молодой человек. Длинноногий, словно аист, юноша на ходу снимал с правой руки перчатку для соколиной охоты. Широкоплечий молодой мужчина с черными как смоль волосами и крупными чертами лица, лишь недавно начавшими проступать из округлой детской физиономии. Адам не сразу сообразил, что это не кто иной, как Ренард, третий сын графа Гийона. Во время их последней встречи сей отрок был долговязым четырнадцатилетним мальчишкой, в котором массы было не более, чем в палке от мотыги. Теперь же парень нарастил довольно мощные конечности, и местами мускулы по размерам соответствовали взрослому мужчине, хотя худоба оставалась преобладающим свойством юного тела. Походкой молодой человек немного напоминал молодого кота.
— Мы думали, ты совсем пропал! — Ренард приветствовал Адама энергичным хлопком по руке, пренебрегая какими-либо правилами вежливости. У парня был хрипловатый, но все еще ломкий голос, переставший быть звонким всего лишь весной.
— Да, временами я действительно совсем пропадал, — насмешливо отозвался Адам и отступил на шаг назад. — Боже правый, как ты вырос!
— Так все теперь говорят — но, как обычно приговаривает мама, не настолько, чтобы нельзя было меня пороть! — Юноша заливисто рассмеялся, обнажив белые, слегка неровные зубы. — Она увезла папу на охоту, только так его можно отвлечь от повседневных забот и устроить небольшую передышку, если, конечно, не подливать спирт в вино — а недавно мама так и сделала! Здесь остались только мы с Хельвен, Она будет очень рада увидеть тебя.
Адам опустил глаза, боясь выдать нахлынувшие чувства.
— А что, ее супруг тоже здесь?
Они поднимались по ступенькам, направляясь по сводчатому проходу к большому залу. Под ногами захрустел, издавая приятный свежий запах, густо постеленный камыш. Сквозь высокие узкие незашторенные окна на молодых людей падали желтые полосы солнечного света. Светлые полосы искрились и на золотом шитье, украшавшем стяги, развешенные по стенам. Ренард сделал пальцем знак девушке-прислуге и, наклонив голову, искоса поднял на гостя взгляд темно-серых глаз.
— Ральфа летом убили валлийцы.
— Да хранит всевышний его душу, — перекрестился Адам, и эти машинальные действия и неподвластные ему самому традиционные слова сумели скрыть бешено нахлынувшие чувства.
Ренард покачал головой.
— Скверное вышло дело. С тех пор как это случилось, валлийцы все время нарушали наши границы, наскакивали отовсюду, словно блохи на пса. Пока наконец Варэн де Мортимер не дал им острастку, загнал их куда подальше и привез домой тело Ральфа. Хельвен очень тяжело переживала все это. Скорее всего, они с Ральфом крупно поскандалили перед его отъездом, и теперь она во всем винит только себя.
Осторожно поблескивая глазами на Адама, подошла девушка с зеленым глазурованным кувшином и двумя кубками. Адам невидящим взглядом смотрел сквозь служанку, на щеке непроизвольно дергался мускул. Он машинально отпил налитого вина, по вкусу узнал изысканное легкое рейнское и вновь ощутил позыв тошноты, как тогда, на свадьбе Хельвен, когда именно этим вином напился до мертвецкого состояния. Чтобы спасти ему жизнь, леди Джудит заставила его вызвать рвоту. Впоследствии этот случай превратился в расхожую историю, которую частенько со смешком вспоминали многие, вынужденные подобным же образом спасать свои жизни. Адам иногда жалел, что у людей не нашлось тогда истинного милосердия, и ему не позволили умереть.