— Нет. Мой отец — врач, и мы здесь в отпуске. Сегодня днем он уехал к своему бывшему пациенту и должен вернуться не раньше завтрашнего вечера. А мой жених приезжает также только завтра. Я помолвлена, так что можете не беспокоиться за мою репутацию.
— А как насчет моей репутации? Ну, хорошо. Если уж вам придется остаться, так тому и быть. Я обещаю не надоедать вам.
При этих словах на его лице впервые появилась улыбка. Макс Фэйртон скользнул по девушке внимательным взглядом темных глаз, и Франциска почувствовала, что его враждебность потихоньку рассеивается.
Она снова взглянула в окно и поняла, что солнечный свет стал быстро убывать. Сердце ее вдруг забилось.
— Я вам сильно помешала?
— Не очень. У меня так или иначе был перекур, когда я заметил, что вы направляетесь к острову.
Макс Фэйртон перевел задумчивый взгляд с нее на письменный стол, придвинутый к стенке. На нем стояла пишущая машинка и лежала стопка чистой бумаги. Толстенная папка с уже готовой рукописью стояла на полу, опираясь о ножку стола.
— Я пишу роман. Вообще-то я журналист, но во время болезни решил предаться более серьезному творчеству. Собственно, для этой цели я и уединился на острове.
— Мне всегда хотелось познакомиться с писателем, — заинтересованно произнесла Франциска.
Макс засмеялся.
— Вам всегда хотелось познакомиться со знаменитым писателем, верно? А мне до этого пока что далеко. Моя мама подметила во мне эту литературную жилку, когда я впервые надолго заболел. С тех пор я всегда стремился к созданию серьезных вещей. Вот, приехал сюда… Рассчитываю на то, что что-нибудь получится.
Макс говорил тихим, приятным голосом, и Франциска видела, как исчезает его раздражение.
«Симпатичный мужчина, — подумала она. — Высокий, стройный… Пожалуй, даже худой. Смуглый…»
Ей нравилась та увлеченность, с какой он удовлетворял ее интерес. Наверное, ему часто бывает одиноко, и он в какой-то степени вынужден компенсировать работой недостаток общения с людьми…
— Значит, писательство не является вашим призванием?
— Вы совершенно правы. Я занимаюсь этим только сейчас, когда в связи с болезнью на год расстался с газетой.
— У вас здесь, наверное, прекрасная возможность сосредоточиться на романе, не правда ли? — спросила Франциска и тут же добавила: — А скажите, о чем ваша книга? Если не секрет, конечно.
Макс Фэйртон ответил не сразу.
— Н-нет, никакого секрета нет. Если определить тему очень грубо, приблизительно, то это — исследование человеческой природы. Я сторонник теории о том, что жизнью человека руководит судьба. И что бы ты ни делал, как бы ни боролся с ней, как бы ни пытался избежать ее приговора — ничего не выйдет. Ты все равно придешь туда, куда приведет тебя твоя судьба. Вот я и пытаюсь развивать в книге эту тему, и, знаете… роман получается весьма объемный.
— Интересно. У меня тоже есть своя теория, которую можно выразить примерно так: все зависит от окружающей человека обстановки. Я та, кто я есть, исключительно благодаря влияниям, которым подвергалась извне. — Франциска говорила неторопливо, тщательно подбирая слова. — Вы не согласны со мной? Мы бываем грубы, нежны — все зависит от того, какими нас создала матушка-природа.
В течение следующего получаса они обсуждали свои теории, воодушевившись разговором так, как невозможно было представить в первые минуты их знакомства.
— Я уделяю исключительное внимание каждому создаваемому в книге образу, — сказал наконец Фэйртон. — Интересно узнать, чем все закончится. Мои герои напоминают мне муравьев, которых здесь очень много.
Франциска лукаво улыбнулась.
— Муравьев везде очень много.
— Как и людей, — добавил Макс и неожиданно улыбнулся, глядя ей прямо в глаза.
— Это камень в мой огород? — спросила девушка. — Знаете, если верить вашим рассказам, книга будет любопытной. Желаю вам удачи. Скажите мне название, если не суеверны.
— «Муравьи в райском саду»… Нравится?
— Да, нравится. — Франциска не сдержала широкой улыбки, которая была здесь, пожалуй, не совсем уместной. — Запомню. Буду выглядывать ее на книжных полках.
Фэйртон помрачнел.
— Возможно, до этого и не дойдет…
— Дойдет, дойдет! Вы газетчик, а значит, у вас хорошо подвешен язык, и вы владеете словом. — Франциска попыталась ободрить его, понимая, что недостаток уверенности в нем — это, возможно, отчасти следствие болезни. Когда Фэйртон прошелся по комнате из конца в конец, она заметила небольшую хромоту, что напомнило ей о перенесенном им полиомиелите.
«Он очень худ, — снова подумала девушка. — И нервная система напряжена до предела. Господи, и на него свалилась еще эта дикая болезнь… Представляю, каково ему!»