Айзек Азимов
Когда святые маршируют
Раньше научную фантастику писали для научно-фантастических журналов. Джон Кэмпбелл как-то даже в шутку определил этот не поддающийся определению жанр следующим образом: «Научная фантастика есть то, что покупают издатели научной фантастики».
Но в наше время ее покупают все кому не лень, и я уже не удивляюсь предложениям, исходящим из самых неожиданных источников. Так, летом 1975 года журнал «Хай Фиделити» («Высокая точность») предложил мне написать научно-фантастический рассказ примерно в 2500 слов, действие которого происходило бы через двадцать пять лет и имело бы отношение к звукозаписи.
Меня заинтриговала узость предлагаемых рамок, весьма похожая на вызов. Я, естественно, объяснил редактору, что ничего не смыслю в музыке и звукозаписи, но он нетерпеливо отмахнулся, заявив, что это несущественно. Я начал писать рассказ восемнадцатого сентября 1975 года. Редактор предложил несколько поправок, ликвидирующих мою музыкальную безграмотность, и рассказ появился в апрельском выпуске журнала за 1976 год.
Джером Бишоп, композитор и тромбонист, никогда раньше не бывал в психиатрической больнице.
Он вполне готов был допустить, что может когда-нибудь попасть туда в качестве пациента (а кто не может?), но ему и в голову не приходило, что его пригласят как консультанта по вопросу о психическом расстройстве. Как консультанта!
Он сидел там в году 2001, когда мир был в ужасающем состоянии, хотя и (как утверждали) начинал понемногу оправляться, а потом встал, приветствуя вошедшую женщину средних лет. Волосы ее были тронуты сединой, и Бишоп с благодарностью подумал о собственной пышной и совершенно черной шевелюре.
- Вы мистер Бишоп? - спросила женщина.
- По крайней мере был с утра. Она протянула руку.
- Я доктор Крей.
Он пожал ей руку и пошел следом, стараясь не поддаваться унынию, навеваемому казенными бежевыми халатами, в которые были облачены все, кто встречался им на пути.
Доктор Крей поднесла к губам палец и указала композитору на кресло. Нажав на кнопку, она выключила свет. В темной комнате ярко осветилось окно, выходящее в соседнее помещение. Бишоп увидел в окошке женщину в кресле вроде зубоврачебного с откинутой назад спинкой. Уйма гибких проводов отходила от ее головы, а за ней от одной оконной рамы до другой тянулся узкий луч света, и чуть более широкая полоска бумаги ползла, раскручиваясь, вверх.
Свет в комнате зажегся снова; вид за окошком померк.
- Знаете, чем мы там занимаемся? - спросила доктор Крей.
- Записываете энцефалограмму. Это всего лишь догадка, конечно.
- Правильная догадка. Записываем. И это лазерная запись. Вы знаете, как работает лазер?
- мою музыку тоже записывает лазер, - сказал Бишоп, закинув ногу на ногу, - но это не означает, будто я знаю, как он работает. Такие вещи знают инженеры... Послушайте, док, если вы думаете, что я инженер, то вы ошибаетесь.
- Я вовсе так не думаю, - нетерпеливо прервала его доктор Крей. - Мы пригласили вас по другой причине. Позвольте мне объяснить. Понимаете, лазерный луч поддается очень точной настройке; мы можем изменять его гораздо быстрее и точнее, чем электрический ток или даже электронный луч. Это значит, что сверхсложные биоволны могут быть записаны значительно более подробно, нежели раньше. Микроскопически тонкий лазерный луч записывает волны, а потом мы изучаем их под микроскопом в таких подробностях, какие не увидишь невооруженным глазом и не запишешь никаким из прежних способов.
- Если вы хотели проконсультироваться со мной по этому поводу, тогда я могу сказать, что при записи музыки все эти подробности ничего не дают. Вы просто не в состоянии их услышать. Лазерную запись можно делать сколь угодно изощренной, но после определенного предела это лишь увеличивает затраты, не влияя на качество. Некоторые даже говорят, что появляется какой-то шум, заглушающий музыку. Сам я его не слышу, но могу вас уверить: если вам нужна высококачественная запись, лазерный луч не стоит сужать до бесконечности. Возможно, с энцефалограммами дело обстоит иначе, но я сказал вам все, что знаю, а потому позвольте откланяться. В счет включите только расходы на дорогу.
Он приподнялся, но доктор Крей энергично помотала головой.
- Сядьте, пожалуйста, мистер Бишоп. С записью энцефалограмм дело и правда обстоит иначе. Чем запись детальнее, тем лучше. Раньше нам удавалось записать лишь невнятные сигналы десяти миллиардов клеток головного мозга, и эти сигналы сливались в общий фон, заглушавший все оттенки, кроме самых выраженных тонов.