– Идем, – на стуле лежит непромокаемый плащ. Я захватил его. Стирка, знаете ли, занимает много времени.
– Он у себя в кабинете, – сообщает мне Дара, пока мы направляемся к остальным.
– Уже ночь. Что он там до сих пор делает? – недовольно спрашиваю я.
– Директор серьезно беспокоится о своей безопасности. Через «жучок» мы прослушали его разговор с представителями власти в столице. Кажется, там большие беспорядки.
– Беспорядки, беспокойство, бездействие… – бубню я, чем неосознанно озадачиваю Дару.
Да, я схожу с ума.
Не буду, не буду. Не буду жалеть об этом. Рано или поздно он бы за меня взялся. Рано или поздно он сам бы отдал приказ уничтожить меня. Надо быть первым. Надо успеть.
В комнате возле самого большого выхода из технического корпуса находятся отряды Дары и Радима. Когда я захожу, возникает тишина. Это было, я могу рассмотреть всех. Оставшись довольным, я отдаю команду:
– Отправляемся.
Все сразу накидывают черные капюшоны, отлично скрывающие лицо. Кажется, что все мы переходим в другое состояние. Все тело напряжено до предела и одновременно легко, ведь мы не издаем ни единого звука. Забавно смотреть, как наша толпа передвигается тише, чем одинокий человек босиком по земле. Изумительное чувство.
Господин директор живет в первом административном корпусе, специально для него были выделены отдельные комнаты, дабы никто ему не мешал. Кабинет находится там же. Когда мы выходим из второго корпуса, я успеваю заметить через стеклянную поверхность моста свет в окне директора. Во всяком случае, он будет знать, кто его убил.
Ночь. Находясь под землей, мы не можем видеть ослепительно яркую луну. Она должна быть прекрасна. В эту прекрасную ночь нужно убивать красиво.
Уже задолго за полночь, поэтому встретить кого-то здесь невозможно. Тишина, как нелепое предупреждение, режет слух пронзительнее самого громкого крика. Спокойствие важно. Я спокоен. Я спокоен. Я спокоен.
Не один я в нервном напряжении, но, во всяком случае, я не позволяю нервозности выйти из моего сердца наружу. Порой слышится еле заметный, но очень ощутимый шорох для черных дельцов академии Инзениум, тренированных и опытных. Я спокоен. Я спокоен. Я спокоен.
Я иду впереди. Действительно, кто еще на это решится? Рядом со мной держатся Радим и Дара.
Я иду, боюсь и чувствую дрожь, но одновременно с ней – желание осуществить задуманное по какой-то необъяснимой причине. Что-то сродни животному чувству. Оно привычное. Кажется, с этим чувством я пришел на этот свет. В нем нет тепла и доброты. Только если раньше это было желание приставить пистолет к своему виску, то сейчас я хочу выстрелить в кого-то другого. И это кажется наиболее притягательной идеей.
Я. Начинаю. Сходить. С ума.
Все в порядке.
Халир Валиданович так редко появлялся в академии, что даже его секретарь почти его не знает. Но их объединяет любовь к дурно пахнущим прямоугольным бумажкам. Давать взятку намного скучнее, чем красть таланты.
Мы проходим и останавливаемся возле двери. Я подаю знак. Группы, служа прикрытием и защитой от непредвиденных обстоятельств, рассредоточиваются по административному корпусу. Итого, в комнату зашли лишь трое: я, Радим и Дара. Они сильно мешкают, словно не помнят, что нужно делать. Я улыбаюсь. Главную роль не придется играть им.
Дверь открывается.
– Кто здесь? – раздается испуганный голос директора.
Забавно, забавно, забавно. Ты все время боялся?
– Добрый вечер, Халир Валиданович, – вежливость. Трудно отступать от того, что тебе прививали с детства. Будь вежливым со взрослыми людьми.
– Ахилл??? – я слышу нотки предстоящей истерии. Ну почему предстоящей? Надо быстрее заканчивать.
Он стоит за столом возле окна. Это маленький комнатный столик, а справа стоит огромная кровать. Видимо, директор еще не ложился спать.
У него ужасно запуганный вид. Я вижу черные, как смоль, круги под глазами. Этот человек боится собственной тени. Он боится собственных снов.
Халир Валиданович не являлся черным дельцом. Этот строгий бюрократ не может даже представить, как проходило наше обучение. Он зарабатывал деньги и считал, что этого достаточно. Поэтому он не может понять, как Дара внезапно оказывается сзади, зафиксировав руки, да так быстро, что он не успевает очнуться. Радим остается возле двери.
Роли распределены, последний акт. Театр сумасшедших.
Я вижу.
Я вижу, как расширяются от ужаса глаза жертвы, как он не верит в то, что сейчас произойдет.
Как необычно.
И очень красиво.
…
Соберись.
Пьеса рано или поздно закончится.